Да ты полотенцем маши. Или вон у тебя шпатель здоровенный им маши.
Десять тысяч.
Что за расценки у тебя! За комаров десять тысяч. Я деньги не печатаю.
Как хотите. Меньше никак очень кропотливая работа. Качество гарантирую.
Утром Сережа встал немного разбитый. Глаза со сна не раскрывались. Он растолкал дремлющего на корточках у стены Хабиба.
Что это рожа у тебя распухла, как шаньга? Ты комаров-то гонял? Спал, небось.
Как не гонял! Гонял, туда-сюда гонял. Ушли все.
Хабиб пытался честно вытаращить узенькие глаза. «Вроде, он таджик был».
Расплатившись, Сережа пошел в ванную бриться. В зеркале он увидел незнакомое лицо неинтеллигентное, нехорошее лицо неопределенной национальности. Монголы справедливо назвали бы такое лицо уродливым. Брить его было страшно. В дверь звонили это пришла давняя пассия Сережи (они жили давно, наверное, около месяца) Верочка Пономарева.
Верочкин папочка был большая шишка в департаменте по внешним связям, и по поводу Верочкиных кавалеров высказывался так: «Замуж, дочка, не ходи, а пойдешь, руководи», и радостно скалил в фирменной улыбке нечеловечески белоснежные зубы.
От усиленных занятий в департаменте у него что-то случилось с головой, и понять его становилось невозможно. Мамочка же была районный санэпидемврач. Если вам придет в голову поставить на улице ларек, допустим, торговать престижными трусиками или еще чем приличным, вы поймете, что Верочкина семья была не из простых. Мамочка знала про Сережу, и ничего не говорила, только случайно забывала в Верочкиной комнате популярные брошюры о болезнях передающихся половым путем. Сегодня Верочка и Сережа хотели, наконец, предстать перед родителями, как жених и невеста в перспективе.