По толпе измученных долгой осадой горожан пронесся вздох, какая-то женщина всхлипнула:
А если мы А если нас Что будет с нашими детьми?
Но голос Мастера не дрогнул:
Мы победим, или все погибнем!
Говори, Мастер, говори!
Вы помните, как враг на коленях вполз в наш город? Мужчины были жалки и невзрачны, просили одно: унизить их грязной работой и молили объедков, коими даже псы гнушались.
Да, мы помним! откликнулась толпа.
Мы сжалились. Дали им еду и кров. Они начали умолять о другом снисхождении дозволить молиться не нашему, а своему жестокому богу, их же изгнавшему из родных земель.
Да, мы смеялись!
Мы дозволили им восхвалять нищету. Никто не напомнил подлым, что у нас не положено почитать чуждых богов, и если мы пустим в город идола, свой бог отвернется от нас.
Наши боги отвернулись от нас! завопили женщины!
Нет нам прощения!
Чужаки умело прикинулись кроткими овечками и во время молений ложились под наши ноги в грязь, напоминая о смирении в сердцах.
Они были рабами! Всего лишь рабами!
Да, продолжил Мастре Оружейник. Каждый видел в них неудачников и забитых рабов. До сей поры никто не знал о псах, с радостью надевающих на себя ошейники.
Они обманули нас!
Они были так жалки и несчастны, что мы, презирая, обходили их сборища стороной, кое-кто насмехался над ними, а кто-то жалел и просил: «Пусть останутся. Они глупы и наивны, как дети, верят в небесный сад.
Толпа зашумела, раздался смех:
Да, чудаки мечтали, что в раю каждый из них получит семьдесят семь невинных дев.
Вы смеялись над ними. И многое прощали. О, как мы гордились своим терпением! Мы терпели и прощали, прощали и терпели Даже после того, как несчастному сироте Бодрику они отрубили руки, кое-кто поддержал изуверов и припомнил украденного сиротой цыпленка. А когда надругались над вдовой Стального Бицепса, кто-то из женщин выкрикнул из толпы: «Сучка не захочет кобель не вскочит!» И все, хохоча, разошлись.
Так и было, Мастер!
Он прав! Вероомный враг покорил души наших людей.
А храм? Вспомните, мы сами отдали им святилище, позволив справлять изуверские обряды. Отец Вессалий объяснял: «Несчастные души, одураченные муллами, со временем сделают правильный выбор. Сравнят святыни и забудут идола». Он так говорил?
Так! отозвалась толпа.
Он предал нас. Мы обнаружили в его подвалах сундуки, доверху набитые динарами. Он продал не только наш храм пришлецам. Он продал в рабство наших детей. Чужаки осмелели. Они поняли, что цена наших жизней определяется весом золота. И вот мы дождались: чужаки похитили, изнасиловали и убили десятилетнюю Мауриту. Отцы и юноши города схватились за копья, но судья Дейрин сказал: «Нет доказательств. Мы не допустим линча. Не уподобимся убийцам». Мы их снова простили. Зато стали с подозрением коситься друг на друга. Разве никто не заметил, что у судьи прибавилось алмазных колец на пальцах? Но когда чужаки вырезали семью Золтана, его троих малышей, красавицу жену и его самого все поднялись, как один.
Да, мы сделали это!
Мы выгнали их, мы опустошили логово!
Мы нашли в их сарае вещи Золтана, его кинжал и ожерелье!
Мы изгнали их! Мы казнили судью!
Долой предателей!
А теперь нам объявили войну. Враг ломит тараном городские стены. Нас мало, и нас не страшатся, презирая за трусость. Но мы не сдадимся до последней окровавленной пяди, до последнего дыхания на губах!
На баррикады! За женщин и детей! За отчаянные наши рубежи! меч Мастера рассек над головой замороженный воздух, который содрогнулся от восторженного эха:
Смерть наша свобода!
А горизонт уже огласился визгом дикарей, вдали скрипели повозки и шелестели тысячи осторожных ног.
2-
Смерть медленно нисходила последней наградой рыцарям окровавленных баррикад.
Тело добродушного Гурия безвольно повисло на шесте. Длинные седые волосы упали на лицо.
Когда решалась судьба пришельцев, его слово оказалось решающим:
Чужаки, как рабы, не гнушаются грязной работой, они удивительно неприхотливы, им хватает несвежей еды. Нам нужны работники в наших садах. А если что не так, мы всегда успеем изгнать рабов из наших земель.
Заточенный конец деревянного кола, процарапав прямую кишку, вонзился острым концом в печень. Но разом покончить с мучением было невозможно. Точно выверенная длина кола, не спеша, отмеряла Гурию медленную многодневную мучительную пытку.
С высоты ему хорошо была видна казнь женщин. По рыжим пышным волосам он узнал тело Жоанны.
Он вспомнил: когда решалась судьба чужаков, красавица горячо за них заступалась:
Посмотрите на этих несчастных! Худые, хилые, шатаются от голода и жажды. Разве они опасны? Пусть поживут среди нас, и увидят, что там, где женщин почитают, как богинь, царит мир, благополучие и красота. Их чудачества проистекают из-за отсутствия любви в сердцах. Для них женщина товар, поэтому им не хватает любовной ласки и заботы.
С ее мнением горожане считались. Она была матерью пятерых красавцев воинов. Ей не перечили даже сварливые старухи, а мужчины чтили за красоту и стать.
Ободранное лицо Жоанны плотно облепили жирные мухи, и молодые крысята жадно вгрызались в кровавые лоскуты над ребрами.