Хроники ГСМ
Это больше, чем правда, это жизнь!
Сергей Филиппов (Серж Фил)
Иллюстратор Сергей Викторович Филиппов
© Сергей Филиппов (Серж Фил), 2017
© Сергей Викторович Филиппов, иллюстрации, 2017
Голубые глаза
Казус Северного Возея.
О, сколько встреч и расставаний
Для нас готовят случай-Бог
И пофигизм кузен скитаний,
И раздолбайство, в смысле, рок!
1
Полная ахинея! бросил я в сердцах тетрадь на спальник.
А ты почитай, или дай я сам почитаю, состроил просительную гримасу Евген.
Да хрен ли тут читать! Если я говорю, что это ахинея, то так и есть! И потом, мой почерк не разберёт никто. Даже я сам.
Подожди, подожди. Если ты не разбираешь свой почерк, то как же ты читаешь свои сочинения? вклинился Женька. Его не корми сгущёнкой, только дай всё разложить на свои полочки, да не просто так где что придётся, а конкретно: каждую вещичку на своё не меняемое место!
А я ничего и не читаю. Напишу и выкидываю к чертям собачьим, чтобы не позориться!
Ну Серж, ну почитай, сделал Евген гримасу настолько просительную, что самый искусный нищий по сравнению с ним выглядел бы рэкетиром.
Ну прочитай, прочитай, поддержал его Женька, всё равно ведь не отстанет. Да и мне, признаться, любопытно узнать, как ты выплетаешь из своих мозговых извилин канву кружев литературного сюжета.
Я только закашлялся от столь умного предложения даже для Женьки это было лихо!
Хорошо, но за последствия этого действа ответственность закидывайте на свои хребты!
Я! Я! подскочил Евген. Я всю ответственность беру на себя!
Ну-ну, не надорвись только, ухмыльнулся я и начал читать так, словно описывал на похоронах нелёгкую жизнь человека, ушедшего в мир иной, но задолбавшего за эту жизнь остающихся до суицида.
Нет, не может стать мачехой нам эта вечно мёрзлая землица. Да и не мерзлота это, а необходимая суровость, которая закаляет наши характеры и тела и делает из нас нормальных мужчин! наконец-то закончил я чтение.
Наступила мучительная пауза, в которую я осознал всю банальность своей писанины. Мне стало так противно, что руки сами собой разорвали листы пополам и собрались было возвести эту процедуру в арифметическую прогрессию. Но Евген не дал мне в этом поупражняться и с резким вскриком выхватил листки из моих рук:
Ты что делаешь, Серж, ведь это так здорово!
Он быстро спрятал листочки за пазуху и прикрыл грудь ладонями:
Раз они тебе не нужны, то я их забираю себе. Когда-нибудь, когда ты станешь знаменитым писателем, они будут так дороги!
В смысле денег или как раритет? уточнил Женька.
А что такое раритет?
Раритет это очень редкая вещь.
Да, Женька, правильно, это будет раритет, стоящий офигенных бабок!
2
Что? К Фёдорычу?! кусок печенья развернулся ребром у меня во рту и намертво заклинил глотку.
К нему, к нему, ехидно закивал Иваныч, не отводя напряжённого взгляда от экрана компьютера, где девицы, одна краше другой, хвастались своими попками, грудками и другими, не менее привлекательными частями своих телес.
А что такое? завертел головой Евген. Кто такой этот Фёдорыч?
Фёдорыч это не кто, а что! вздохнул Женька.
И что же это? продолжал допытываться Евген, в котором любопытство разгоралось, как антрацит в котле с поддувом.
Но Иваныч не дал нам ответить:
Короче. Завтра поедете и привезёте Фёдорыча с бригадой и помоете в своей бане. Всё!
Ага, мрачно усмехнулся Женька, и спинку ему потрём!
Потрёте, потрёте, а куда вы денетесь!
Напоследок Иваныч, как и обычно, убрал заставку с экрана, где у нас красовалась симпатичная девушка, абсолютно не отягчённая одеждами. Он вытащил из недр компьютера какой-то дерьмовый пейзажик, полюбовался на него минуту, и, помахав нам на прощание ручкой, был таков!
Как только я услышал звук взвывшего двигателя великолепной автомашины «Москвич», я тут же вытащил нашу девушку на своё место и нежно погладил экран ладонью. Эта обнажённая красавица настолько нам всем нравилась и так мы к ней привыкли, что почитали её за сестру, за члена нашей бригады. Мы давно не смотрели на её сексуальные прелести, но глаза её, выразительные, понимающие, были для нас близкими и почти родными.
Так что же такое Фёдорыч?! Евген вертелся на своей раскладушке, будто в зад ему вкрутили штопор.
Женька закурил свою любимую элэмку из пачки синего цвета (он заботился о своём здоровье, поэтому курил сигареты только лёгкие, правда, компенсируя сомнительную лёгкость несомненной частотой) и посмотрел на Евгена немного снисходительно:
Я не стану тебе, Евген, рассказывать долго и утомительно об этом незаурядном человеке. Поведаю тебе только одну историю. Даже не историю, а так, штрих. Однажды ночью, в пургу, из балка, стоящего в тундре, где в радиусе двадцати километров не было ни одной даже неприличной человеческой рожи, вышел мужчина. И пошёл он на хрен куда глаза глядели! И он не побоялся ни этой полярной ночи, ни распоясавшейся пурги, ни зверствующего мороза, ни бабки с сельхозинструментом! Он ушёл в ночь, в неизвестность, к едрене фене, потому что его задолбал Фёдорыч!!!
Евген приоткрыл рот, повернул голову набок и восхищённо произнёс:
Эге, какой он! Хотелось бы мне его увидеть!