Хорошо вылетать на метле, зная, что ты лучше прочих, и твоя метла самая быстрая из всех!
Я человек-яйцо! Я морж! Консулярии проклятые! Держите меня! кричал Блаженный Франциск, Готовьте силки и лестницы! Больше света! Падлы вонючие! Где Гоменац? Дайте крюки! Иначе на башню не взползти! Я не питаюсь зародышами! Алебарды сюда! Что вы ходите по кругу? Где мой кошелёк? Там было всё! Задолблю мразей! Я иду! Иду! Раздайся грязь, говно в полёте! Стоять, смерд!
Однако я не учёл, что говно, находящееся в полёте, рано или поздно должно упасть на землю. И оно, как всегда, упало на меня! Всей массой и плашмя! Целиком и в деталях!
«Господи, всевидяще око твоё, всеблагостно провидение твое, позволь спросить, какого насылаешь на меня такие напасти?»
Все катяхи мира, все какашки вселенной, все сраки моей милой родины, весь понос этого чёртова мироздания в одно мгновение обрушились на меня и погребли под собою, подобно тому, как цунами погребает Суматру или остров Борнео.
И когда случается такое, спасать серебряные ложечки представляется невозможным!
Смотреть по ящику на это прикольно, но быть в центре такого события я бы не пожелал никому. Даже врагу своему! Ему бы я пожелал виселицу! И работает тихо, и результат налицо!
Ибо в то же самое мгновение я проснулся от громкого стука в фанеру нашего домика.
Это пришёл Ральф, волоча за ногу чужую свинью.
Она умерла от старости, сказал он, указывая на молоденького поросёночка, и теперь находится в раю!
Я не мог оспорить неоспоримое.
«Ну, Ральф, ну!»
Я уверен, что она умерла от старости, Ральф, но я также уверен, что ты помог ей в этом! Ральф, признайся!
Я исповедал её и отпустил ей все её грехи! Теперь она в раю! упорно повторял он, отворачиваясь и пряча донельзя честные глазки.
Чувство смутного беспокойства стало проникать в мою сонную душу, овладевая ею. У кого это Ральф так исповедал свинью, что она сдохла? И поверит ли хозяин дохлой свиньи в благотворность Ральфовой исповеди и покаяния?
Это свинья китайца! сказал Ральф убеждённо, У китайцев плохое зрение! Он и не заметит пропажи! У него к тому же очень много свиней! А пока он будет в неведеньи, мы её съедим! Всякому свой час и своё время! Сейчас время собирать камни! Разбрасывать кости будем потом!
Прекрасная русалка пела на ручье и её голос разносился долеко в горы.
Глава 2
«Альмеки Вселенной»
Это всегда так, как накурюсь, так то русалок вижу, то гномов, распевающих песни! Счастливы были поколения, которые создали вокруг себя удобный и красивый мир, в котором было место радости! Такие, как мой отец! Они шли по жизни со стоическим спокойствием людей, видевших на каждом шагу смерть и с улыбкой надежды!
Жизнь устроена так, что в ней иногда трудно понять, где сон, а где реальность! Я это давно понял, а в нынешние времена только укрепился в своих мыслях! Может, они кому не понравятся, да мне наплевать на всё это! Это и в городах трудно понять, а в джунглях просто невозможно! Что в мире творится! Ясно одно в мире не творится ничего хорошего!
Есть сущая тьма философов, которые вообще с пеной у рта рассказывают, что сама жизнь это сон, а уж сон это сон в квадрате! Ничего у них не поймёшь! Они на самом деле сами себя не понимают! Многие под себя ходят в здравом уме! А в безумии совершают единственно верные поступки! И ничем их не проймёшь! Лучше философов не читать! Голову можно сломать на страницах их жалких книжонок! Почитайте лучше роман Бади Факса «Альмеки Вселенной»! Я ничего лучше не читал за последние триста лет! Уже прочитали? Да?
Я тащусь от комментариев слюнтяев-схоластов, всегда подобных куче дерьма, вываленной прямо посреди столбовой дороги, мне милы анахронисты и полупророки, Взрастающие передо мной, как сгнившие корни древних деревьев корявые и сморщенные, с грубой и потресканной чёрной корой, дурно-пахнущие, малопривлекательные и властно влекущие с своё лоно размножающихся жужелиц и жуков. Фанатичная необразованность глюдей всегда волновала меня, как признак неминуемого конца цивилизации. Я не верю в смерть человека, как вида обезьян, для этого нет никаких предпосылок, кроме, может быть, падения какой-нибудь кометы, но верю в деградацию его духа до подплинтусного уровня. Средневековье с неминуемым и ненаказанным глистианским угаром я рассматриваю, как некую переходную форму от пустоты к чему-то неведомому.
Дэ-с!
«В шестой Инциплюлярии, названной также Довремяумственной, понеже не утратившему умения читатьто, станет воспиздахвалительно понятно, воимячего сказанота воксильным и прозрачным, как слезота ятзыком: «Доколе Вы не перевоспитаетесля восплевательно и не станете, туе так, ако бараны краткошерстные, смотреть, доколедос, на ежовые ворота, чая увидеть там царствие Божие, названное повсеместно Надземной Крепостию, дотоле слепы бытшие во взгляде своем, аки спуны порцерные, в темени будете пребывати, не зная выхода, как процеры дойные! Не перволюбичи вы! Не таковы! Нелюбывы мне, не люблю явас непомилую в смоль горятчую погружуявас, погружуявас всмольгорячую в сумраль вечную, всон немотствия.
«В это время искус героизма увлёк его на лоно природы, дав вдохновения, а потому редкая его книжка не называлась «Лужок» «Родничок», «Пушинка» или «Бусинка».