Время затмения
Роман
Владимир Янсюкевич
© Владимир Янсюкевич, 2017
Моему сыну Фёдору.
Юмористический портрет автора работы художника Игоря Макарова. 2004 год.
мы с тобой не собьёмся с пути,
потому что дороги не знаем.
Из песни
Не властен ли горшечник над глиною,чтобы из той же смеси сделать один сосуд
для почётного употребления,
а другой для низкого?..
Из Послания к Римлянам святого апостола Павла
1.Воля Творца
1
Чтобы сократить путь, Данила свернул к реке, на свой страх и риск пересёк её по льду и углубился в леса. Дорога до трассы, ведущей в Город, да ещё по снегу, была долгой, и пока он шагал по морозной целине, сверкающей девственной белизной, обходил заснеженные деревья и протаптывал дедовыми унтами тропинку в сугробах, невольно погрузился в воспоминания.
Прежде всего, ему вспомнились праздничные поездки к деду с бабкой, к старому лесничему (первенец отца был назван в честь деда) Даниле Трофимовичу Гончарову и его жене Глафире Тимофеевне или бабе Глаше; то было время счастливой детской безответственности, и он невольно прятался за него, как прячется улитка в свой домик, стараясь укрыться от проблем настоящего. Поездок было много. Но они слились у него в одну и превратились в идиллическую картину, не лишенную поэтических домыслов
Разговаривали у костра под звёздным шатром надвинувшейся ночи.
Деда, а деда, а из чего Бог слепил первого человека? спросил вдруг маленький Данилка.
Крякнул дед внушительно, звучно потянул ноздрями, и борода его пошла волнами во все стороны.
Это кто ж тебя про Бога надоумил?
Ба-абушка
Всю свою жизнь старый лесник надеялся только на себя и о Боге не ведал. Он и с бабкой в молодые годы по первости спорил сказки всё это! а потом махнул рукой: пускай верует, никому от этого вреда не сделается. А тут, от простого детского вопроса, вдруг растерялся
Известно из чего из глины.
А Он сам догадался его слепить? Или кто похлопотал?
Да кто ж мог похлопотать! Не было никого. Сам, Данилка. Схотел и слепил.
А для чего Он его слепил?
Как, для чего? Для эксперименту. Дай, думает, погляжу, что из того получится.
И что получилось?
Подался дед назад, упёрся руками в коленки, глазами в небо
Что получилось, то получилось, и прибавил: Ничо, Данилка, у тебя много годов впереди. Супорничаешь, сам докопаешься.
Божьи дела туманные, сразу не разберёшься, и дед сменил тему.
Значит, приехал деда с бабкой навестить Одобряю. А по какому случаю Витьку с собой не прихватил? Опять не поделили чего? Братьям следует жить в мире. А, тёзка?
Данилка взглянул на деда исподлобья, и уголки его рта медленно поехали вниз
Дед, служивший в местном лесничестве, в праздничные дни решил поработать на себя. Спозаранку устроил в своём личном хозяйстве субботник: поправил, подлатал кое-где похилившийся за зиму штакетник, прошёлся граблями по огороду, выгреб лежалые листья из-под яблонь, вычистил курятник, постелил соломки кабанчику, разложил всё по полочкам в сарае, а ближе к вечеру надумал спалить накопившийся мусор. И рядом с ним всё это время пыхтел, усердствовал Данилка, которого отец привёз на майские праздники погостить. Отец, не заходя в дом, уехал по делам, а Данилка сразу бросился помогать деду, безо всякого понукания, по своей доброй воле. «Правильно растёт малой, в нужную сторону», думал дед, одобрительно поглядывая на внука.
Из избы тянуло чем-то аппетитным до обморока бабка возилась с пирогами. От запаха печева у Данилки кружилась голова, и в животе разыгрался такой бурлёж, что куры шарахались от него, а Тараска, рыжий кобель с квадратной мордой, то и дело забегал наперёд и вопросительно заглядывал маленькому гостю в глаза. Несколько раз порывался Данилка отлучиться, поклянчить у бабки пирожка с пылу с жару, но стерпел, волю копил сначала дело, а уж потом Не удалось и самой бабке побаловать внука между делом, выбежала было с куском под передником да тут же спохватилась, метнулась назад, будто забыла чего острый взгляд мужа аж от калитки достал.
Бабку Данилка любил больше, чем деда, но и больше не слушался. При ней он позволял себе и покапризничать, и полениться, и пошалить. Бабка не имела привычки бранить или отчитывать. Просто, когда Данилкины шалости переходили границы, она вдруг менялась в лице: смуглое от природы, оно у неё светлело и становилось скорбным и величавым, как у Богородицы. И шалость мгновенно покидала Данилку, он простирал к бабке руки, с разбегу утыкался в её передник и горько плакал. А бабка гладила его по горячему затылку и приговаривала с улыбкой: «Вну-учек, боле-езный мой!». С дедом такое не проходило. Он выговаривал жене: «Потакаешь сорванцу! Драть его надо, как сидорову козу, а она вылизывает!». Нет, деда он тоже любил, только немножко побаивался. И этот глупый ребячий страх невольно шёл в минус любви.
К полудню сели обедать. И тут уж Данилка отпустил себя, дал волю аппетиту. Ел с такой прытью за ушами трещало. Похлебал ухи, умял не один кусок пирога, сначала с рыбой, потом с капустой. Хватило места в животе и для пасхального кулича с мёдом. И покрыл всё это парным молоком бабка у соседки разжилась, та свою корову держала. А наевшись под завязку, никак не мог отдышаться. И заблестел, зарумянился, как масленый колобок, даже глаза покраснели.