Тогда я демонов увидел черный рой,
Подобный издали ватаге муравьиной
И бесы тешились проклятою игрой.
Данте в своё время принёс в обитель мертвых своё восприятие жизни как вечного неуёмного движения. Там воет адский вихрь, кружа души сладострастников в густом мраке (2-й круг ада). Бегут по адскому кругу насильники с такой быстротой, что ноги их кажутся крылами. Текут двойным встречным потоком обольстители и сводники. Мечется снежная вьюга, пляшет огненный дождь, клокочет река Флегетон и, воя, обрушивается на дно Преисподней. Как и дантовские картины, пушкинские картины Ада рисуют несметные полчища «воинов зла». Пушкин словно подхватывает этот вихревой поток дантовской адской бездны в своём стихотворении «Бесы» (1830):
«Роение» бесов часто связано, например, в Святом Писании, так же как и в «Откровении» Иоанна Богослова, с конкретным числом «7»:
Мария, называемая Магдалиною,
из которой вышли семь бесов
Тогда идет и берет с собою семь других духов,
злейших себя, и, войдя, живут там,
и бывает для человека того последнее хуже
первого.
Семь бесов это бесовская пародия («бесовская игра») на семь даров (семь ипостасей) Святого Духа (Ис. 11; 2 4). Ср., например: «семь святых Ангелов, которые возносят молитвы святых и восходят пред славу Святаго (Тов. 12; 15).
Сатана, присвоив себе число «7», подобным образом пародирует образ «семи духов» «благодать семи духов, находящихся перед престолом Его», образ, который мы встречаем, например, у Иоанна Богослова (Апокалипсис; 1; 4).
Семь бесов, таким образом, есть скрытая метафора антагонистических различий, отражение того антагонизма, который существует между полнотой излияния божественной благодати в иоанновском образе даров Святого Духа и зла, которое заносчиво претендует на равнобожественное существование. «Дьявол обезьяна Бога» не случайно назван так средневековыми демонологами, поскольку присвоил себе все божественные регалии.
Что касается до общего числа демонов («Сколько их!»), то самые разные средневековые исследователи в этом вопросе часто не согласны между собой, и можно сказать лишь одно, что это число должно быть очень велико, превышая сотни миллионов.
У Пушкина мы не раз обнаружим вслед за Данте картины ужасного «кишения», «роения» адских созданий, берущих себе на подмогу ещё по семь бесов каждый и налетающих затем на жертву ещё одним несметным роем. Вслед за ними обрушивается ещё и ещё сильнейший порыв несметных полчищ сил зла, помноженных ещё раз на семь:
Черт прибежал амуров с целым роем
И вдруг толпой все черти поднялись,
По воздуху на крыльях понеслись
Тогда других чертей нетерпеливый рой
За жертвой кинулся с ужасными словами.
Мчатся бесы рой за роем
Читая эти строчки сегодня, можно предположить, что переживая кризис середины жизни, Пушкин и сам бы мог вслед за Данте написать русскую «Божественную комедию» или переложить Апокалипсис (что, очевидно, предпринимал в своё время его учитель Державин):
И спотыкнулся мой Державин
Апокалипсис преложить
3. Бесы (падшие ангелы) в мире людей
«Уединённый домик на Васильевском»
С падшими ангелами, поселившимися среди людей, мы можем встретиться у Пушкина в одном из его замыслов, записанных за ним Титовым, когда Пушкин рассказал однажды эту историю собравшимся гостям. В этой жуткой истории мы снова встречаемся с многоликостью представителей тёмных сил, которые правят свой бал не только в малом, но и в большом свете, каким является в повести некий петербургский салон графини И., который падшие ангелы там образовали. Мы можем видеть их тут олицетворяющими силы зла от страшного рогатого существа до человека с привлекательной внешностью.
Герой повести Павел во время первого своего посещения салона отмечает про себя странный внешний облик гостей, мало согласующийся с современной модой. Несколько пожилых людей «отличались высокими париками, шароварами огромной ширины и не скидывали перчаток весь вечер» (с.134). Не совсем обычные наряды бесов были призваны всего лишь скрыть за высокими париками, перчатками и широкими шароварами их рога, когти и длинные хвосты. Они стремились скрыть свою бесовскую сущность, но та всё же проступала за их личинами. Прозвище одного из посетителей «косоногий» заставляет, вспомнить о происхождении традиционной хромоты у бесов вследствие «сокрушительного падения всего сонма бесов с неба» (Словарь славянской мифологии, 1995, с.313).
В этой повести, записанной со слов Пушкина и опубликованной Титовым как «Уединенный домик на Васильевском», бесы вершат, в конце концов, свою чёрную мессу. Однажды в салоне некий мелкий бес является Павлу в облике высокого мужчины и, прервав его разговор с графиней И., заманивает в темные закоулки Петербурга. Сам бесследно исчезая, бес бросает героя в объятия некого таинственного извозчика, который тут же вдруг возникает перед Павлом в темноте ночи.
В этой повести, записанной со слов Пушкина и опубликованной Титовым как «Уединенный домик на Васильевском», бесы вершат, в конце концов, свою чёрную мессу. Однажды в салоне некий мелкий бес является Павлу в облике высокого мужчины и, прервав его разговор с графиней И., заманивает в темные закоулки Петербурга. Сам бесследно исчезая, бес бросает героя в объятия некого таинственного извозчика, который тут же вдруг возникает перед Павлом в темноте ночи.