А назавтра шёл дождь, и прогулка не состоялась. А потом было воскресенье, и все Гладковы отправились на речку. А в понедельник Юрик почему-то не пришёл
А потом открылся садик, и надо было водить Маришку с Серёжей, а дома всегда находились какие-то неотложные дела. А то вдруг Кэтрин прибегала с новой фантазией на тему шитья или звала куда-нибудь, и Оля не решалась отказаться: пришлось бы рассказать о Юрике.
Думала о нём каждую свободную минуту. Но и маме, вопреки обыкновению, ни о чём не рассказывала, ограничиваясь, если вдруг спросили, уклончивыми односложными ответами. Ох, и неспокойно было Светлане от этих умалчиваний прежней болтушки! Однако, увидев, что Оля пропадает в парке не каждый день, поуспокоилась. Этот неистребимый материнский инстинкт уберечь ребёнка от явных и мнимых опасностей, от тревожащих знаков и соблазнов!.. Словно потакая матери, пёстрая вереница дел и дней кружила Ольгу, не пуская в парк, хотя каждый вечер, укладываясь спать, девочка клятвенно обещала себе: уж завтра непременно!.. Не скоро, совсем не скоро удалось вырваться.
Стайки воробьёв, карапузы на трёхколёсных велосипедах, бабушки в платочках всё как всегда. И одинокий слепец на скамейке.
Не дойдя нескольких шагов, увидела, что Юрик улыбается.
Здравствуй, Оля, и поднялся навстречу.
Она остановилась, не подходя. Так стало стыдно. Ведь наверняка же каждый день ждал, прислушиваясь. А она!..
Мне было никак неловко пробормотала. Улыбка сошла с губ Юрика.
Я инвалид. И ты мне ничего не обещала, чуть резковато сказал он.
А Оля давилась слезами, не в силах ни уйти, ни приблизиться. Юра подошёл к ней сам.
Олечка, не надо, и безошибочно нашёл её руку. Не надо, а то я подумаю А мне так думать нельзя. Ты пришла и умница. Я очень рад.
Оля тёрла кулаком глаза и видела сквозь слёзы похудевшее Юрино лицо, и чувствовала, как дрожит его рука, тихонько сжимающая её пальцы.
Юрик, прости. Я теперь всегда
Ч-ч-ч! Не обещай ничего. От тебя зависит очень мало. Я всё понимаю
Он всё понял и потом, через год, когда Оля вскользь обмолвилась о Егоре.
Высокий, быстроглазый, с нагловатой улыбкой, Егор повстречался Оле на школьной дискотеке. Было в нём что-то пикантное и опасно-манящее.
Сводил несколько раз в кино и кафе. Предлагал, сведя всё к шутке, когда отказалась, попробовать пива. Катал на собственном навороченном мотоцикле. Было с ним весело и безоглядно легко.
Предложил однажды сходить к знакомому на день рождения. Оля согласилась после некоторого колебания.
Компания подобралась разношёрстная, но все явно старше Ольги, хотя она и выглядела взрослее своих пятнадцати. Полненькая, с оформившейся фигуркой, по-взрослому не чрезмерно накрашенная, она ловила на себе нагловатые взгляды парней и «всё понимающие» девушек.
Компания подобралась разношёрстная, но все явно старше Ольги, хотя она и выглядела взрослее своих пятнадцати. Полненькая, с оформившейся фигуркой, по-взрослому не чрезмерно накрашенная, она ловила на себе нагловатые взгляды парней и «всё понимающие» девушек.
Шампанское за именинника пили все, но Олино нежелание поднять второй бокал было встречено всеобщим непониманием.
А может, ей лучше водочки? гаденьким голосочком пропела фиолетововолосая разухабистая девица, которую звали Птичкой.
Компания, не исключая и Егора, дружно заржала.
Вот тогда и надо было уходить. А Оля, дурочка, побоялась показаться малолеткой.
Егор начал приставать, как только врубили музыку и погасили свет. Он навалился на Ольгины плечи и сбоку дышал ей в лицо невообразимым коктейлем из табака, пива, водки и шампанского. Рука его, с короткими потными пальцами, грубо полезла сзади за вырез блузки. Оля отшатнулась, юркнув из-под руки Егора в коридор. Но замок оказался непростым, и кто-то из Егоровых дружков схватил её за руки. С неожиданной силой оттолкнула захмелевшего донжуана. Он, пошатнувшись, уцепился за край её юбки. Материя затрещала. Оля впилась ногтями в эти ненавистные руки. Они разжались. Парень грохнулся, не удержав равновесия, а Ольга, справившись, наконец, с замком, выскочила за дверь.
Бежала по тёмным улицам, придерживая разодранный бок юбки и размазывая по щекам тушь. Кривила губы в брезгливой гримасе; было невообразимо гадко, словно мерзкие пальцы Егора и его приятеля оставили на её теле заклеймившие позором отпечатки.
Ткнулась в грудь отцу, когда распахнул дверь на её истеричный стук. Долго отмокала в ванной, нещадно тёрлась мочалкой, стараясь избавиться от невыносимого ощущения липких бесцеремонных лапищ.
Светлана отпаивала её успокоительным отваром из смеси трав и со смешанным чувством запоздалой тревоги и облегчения слушала сбивчивый рассказ и пламенные клятвы, что «больше никогда, никогда, никогда!»
Юрик не улыбался. Он ровно сказал:
Здравствуй, Оля, как всегда, за несколько метров узнав её по шагам.
Она не приходила почти месяц, и сейчас в её походке, в её сдерживаемом дыхании было что-то виновато-осторожное, порывисто-несмелое. Когда уходила в последний раз, в голосе невольно прорывалась радость, а сейчас он был тусклым, каким-то невыразительным.