Доцент Бронислав Георгиевич Бареткин, выпускник Харьковского госуниверситета, сын полковника милиции и завуча спецшколы, золотой мальчик, прирожденный философ, защитил в свое время на философской кафедре ХГУ диссертацию по жизни и творчеству Перуджино Бенвенутти, итальянского деятеля эпохи Возрождения (годы жизни ориентировочно 13501413). Официальная историография итальянского средневековья либо обходила эту персону молчанием, либо представляла обидно как великолепного лицемера, заслужившего репутацию одного из самых бесталанных ученых, одного из самых ловких симулянтов, одного из самых безнравственных мыслителей Европы и фальсификатора латинянских рукописей. Упитанный и смышленый отрок Броня Бареткин к тринадцати годам, награжденный палитрой синяков от парней жилистых и тупорылых, постиг превосходство ума над физической силой и стал искать в истории похожие на него, любимого, прообразы. Благо, таковых находилось более чем, и все на постах, которые Броня Бареткин ничтоже сумняшеся примерял и под собственный пухлый афедрон: от хромого министра иностранных дел Франции Шарля-Мориса Талейрана до эпилептика царя и великого князя всея Руси Ивана Грозного По здравом размышлении, Броня понял, что на душевную болезнь не согласен. Да и на бонапартовский рак желудка тоже. А вот талейрановско-байроническая подагра была бы ему к приятному округлому лицу, как мощный антидот деревенской розовощекости.
На пике пубертатного периода, во время которого Броня Бареткин строил планы завоевания не девушек, а мира, ему в руки попало редкостное сокровище двуязычный путеводитель по историческим местам Италии. Привез диковинную книгу в советский Харьков папин непосредственный начальник, генерал, начальник областной милиции, из командировки по обмену ценного украинского опыта борьбы с преступностью, которой нет в СССР, на никчемный итальянский опыт бесплодной борьбы с мафией бессмертной. Генерал сдуру, не разобравшись, купил эту книгу в гостиничном холле на второй день по приезде, так как ошибочно связал ее дороговизну на лиры с перечнем пунктов оказания специфических услуг, которых не было в СССР, так же, как и преступности. Выяснив же, что фотографии дворцов не имеют двойного смысла то бишь, во дворцах нет подпольной службы поставки оных услуг генерал долго матерился, но книгу из врожденной скупости не выбросил. Памятуя, что Георгий Потапович Бареткин, верный зам, просил его привезти колготки и белье для супруги и обувь для сына (в СССР был повальный дефицит конца 80-х), генерал Ватный злорадно приволок ему из-за рубежа духовную пищу. Историю покупки будущий доцент Бареткин заучил назубок, так как каждая вторая пьянка Георгия Потаповича Бареткина завершалась каскадом «благодарностей» начальнику за такой дорогой и ненужный подарок.
Но одно дело мужлан ma per, другое дело просвещенный Броня. Книга и впрямь стоила бешеных тысяч лир была толстая и добросовестная. Молодой Наполеон прочитал в путеводителе о дворцовом флигеле в Падуе (неподалеку от разрушенного дворца подест, или глав администрации, из рода Каррара) и о купеческой лавке в Милане, двух точках, связанных с именем Перуджино Бенвенутти, философа, астролога и алхимика, которого сначала боялись, а потом самого пугали сильные мира сего. Составитель туристического справочника увлеченный тип с чирикающей фамилией не преминул даже украсить абзац про Перуджино копией гравюры неизвестного мастера, выполненной в Милане после 1410 года, на которой был, без вариантов, изображен Бенвенутти в закате лет (эта самая гравюра и скалилась из эмпирей на доцента Бареткина, исказив в инфернальную гримасу единственный глаз и малозубый тонкий рот). Над портретом шла дугой надпись «Plus Ultra» «Все время вперед» по-латыни, девиз средневековых алхимиков.
Противоречивая краткая биография «зацепила» Броню, и он стал искать сведения о своем будущем кумире. В основном, конечно, это удалось в университете, через библиотеку и систему межвузовских научных библиотек, из запасников других вузов страны. Для школьных учителей истории имя Перуджино Бенвенутти было пустым звуком.
За двенадцать лет (три года школы, пять лет института, четыре года аспирантуры) Бронислав Бареткин узнал о Перуджино Бенвенутти все, что можно было узнать о нем, находясь на другом конце земли. И не просто узнал, а испробовал на собственной шкуре.
Немногие исследователи, уделявшие внимание Перуджино, делали упор на том, что многоумный итальянец мухлевал с манускриптами Тацита и других римских философов точнее, выдавал за них собственные рукописи. Простолюдин по происхождению, нахлестываемый классовой ненавистью к богачам и монахам (особенно тех, что его учили в штудии при монастыре Санто-Доминико посредством розог и сеансов голода), Бенвенутти выучился на алхимика. Никто из биографов не представлял, где и как ему это удалось сошлись во мнении, что Перуджино попал на еще более пройдошистого умника, чье имя осталось истории неизвестным и вправду, ловкача!
Итак, Перуджино Бенвенутти, о котором сохранились сведения, был алхимиком и активно применял омоложение и «окрасивление» к богачам, поя их всякой дрянью то растительными экстрактами, а то банальной в средние века, точно сегодня «Пепси», ртутью (ясное дело, не называя ее по имени). Рецепты своих эликсиров он якобы черпал из манускриптов давно упокоившихся римлян. Манускрипты, заботливо начертанные на искусственно состаренных пергаменах, были у него наготове. Однажды настоятель монастыря Санто-Доминико хотел поймать своего бывшего нелюбимого ученика на ереси и чернокнижничестве по каковой причине в фокусе внимания толпы и оказались рукописи «Тацита» с медицинскими трактатами. На «черную мессу», впрочем, простонародные советы типа: «Возьми десть груш да изотри в кашицу, наложи на лицо и протри шерстяной тряпицей, увидишь сама, каково омолодится кожа» явно не тянули. Неглупый монах тактику сменил и попытался поймать Перуджино Бенвенутти на подделке манускриптов путем лексического анализа. Но Бенвенутти ничтоже сумняшеся выработал языковую теорию, что древняя латынь, на которой изъяснялся Тацит, была один в один речью самого Перуджино, так как он потомок Тацита по прямой линии. А монах отыскал кожевника, у которого Бенвенутти купил восемь пергаменов и заказал их выделать так, чтобы они выглядели смуглее и потертее обычного Ровно восемь наследий Тацита и предъявлял Бенвенутти своей пышной клиентуре.