Будни журналистики, повседневная газетная работа, любовные истории, приносящие разочарования, - это фон романа "Жители ноосферы". О заурядных вещах прозаик и публицист Елена Сафронова пишет так захватывающе и иронично, что от повествования трудно оторваться. В рассказ о перипетиях судьбы журналистки Инны Степновой вплетаются ноты язвительной публицистики, когда автор рассуждает о нравственной стороне творческого процесса и о натурах его вершителей - "жителей ноосферы".
Содержание:
Часть 1 - ВИРТУАЛЬНОЕ ЗАЧАТИЕ 1
Глава 1 1
Глава 2 2
Часть 2 - ЖИТЕЛИ НООСФЕРЫ 5
Глава 1 5
Глава 2 9
Глава 3 13
Глава 4 16
Глава 5 19
Глава 6 21
Глава 7 24
Глава 8 30
Часть 3 - КРУГОВОРОТ 31
Вместо эпилога 40
Примечания 41
Елена Сафронова
Жители ноосферы
Часть 1
ВИРТУАЛЬНОЕ ЗАЧАТИЕ
Глава 1
То не солнышко ясное закатилось за тучи октябрьские сизые, то мне дядя Степа мыльный тазик на срочную доработку вернул.
Дядя Степа - это не добрый милиционер, а мыльный тазик - это не стиральные помои. Тот и другой, соответственно, означают в моей жизни главного редактора Степана Васильича и мелодраматические истории, где любовь, морковь, злая свекровь, которые я ваяю в каждый номер еженедельника. Очень хорошо у одинокой бабы с хронической эрозией личной жизни получается, гладко и складно, по законам жанра. Но сегодня, каюсь, промашку дала, не учла рабоче-крестьянское происхождение дяди Степы, написала поэзу о студенческом чувстве, и дядя Степа мне ее вернул, "богемой" громогласно обозвав. Не поняла я, кого - меня или героев. И прибавил:
- Ты пиши так, как прошлый раз, чтоб наборщицы плакали…
Прошлый раз - то есть летом. Красивая, верно, получилась и слезная сказка, как они любили друг друга, а потом он с головой в интернет ушел и выцепил там себе красотку с порносайта. Типа, фотомодель. И сказал: "Надоела мне моя Матрена!".
Дядя Степа, противу моих тогдашних опасений, оценил:
- Актуально! А то, черт их, лезут все молодые в компьютер - вот пусть почитают!
А наборщица Зинаида Ивановна носом шмыгала и корвалол пила:
- Как у тебя, Инночка, все жизненно получилось!..
Еще бы не жизненно - всерьез вены вскрыть хотела. Фотомодель - это выдумка, конечно, упрощение. Было круче.
Самым душещипательным моментом показался сентиментальной Зинаиде Ивановне долгий поцелуй на вечерней автостраде в лучах проносящихся по касательной фар. С него начиналась мыльная жвачка.
Ну что ж, надо студентов заменить на пэтэушников, а плохой финал на хороший, тогда дядя Степа расплывется в улыбке, а Зинаида Ивановна - в слезах. Вот только закурю, а то вовсе без сигареты не работается…
- Здрассть…
Что за чудо природы материализовалось в моем кабинете?
На вид несовершеннолетнее, кроссовки 40-го размера, само - 34-го, прическа вся из челки состоит. Ну его (или ее?) в болото, я кислотной молодежью не занимаюсь. Поди, будет на очередную тусовку каких-нибудь "пауков" или "сверчков" звать.
- А кто тут Степнова?
- Я. Проходите. Присаживайтесь, слушаю вас…
Незадача какая - одна в кабинете, все прочие журики в разъездах.
- Это… я с вами лично поговорить хочу.
- Вот как? Я готова. Только не могли бы вы объяснить, почему именно я нужна вам?
У посетителя (или - льницы, елки-палки?) на лице написано: "Чаво?". Я опять слишком изысканно разговариваю с народом - вслух. Про себя выражаюсь гораздо понятнее: "Черти тебя принесли!".
- Ну… я спросила, где тут Павлова сидит, а мне говорят - это Степнова. Ну… я и пошла к вам.
"Спросила" - значит, она. Но, между прочим, кто это мой псевдоним с полпинка раскрывает?
- А кто сказал, что Павлова это я?
- А… там морж на лестнице курил.
Экая наблюдательная! Дядя Степа в усах и с залысиной, низенький и мешковатый - и вправду вылитый морж. И закон о печати, пункт о раскрытии псевдонимов только по суду ему не писан.
- Итак, что вы хотели мне сообщить?
- Это…
Ну, ясно, не то. В смысле, ничего умного.
- Курить можно?
- Можно. Но вредно.
Она меня раздражает. Рожай скорей, девочка, свое приглашение на стрелку, и я запущу мыловарню! Так нет - закуривает долго и нудно.
- Ты Пашку давно видела?
Кто это меня спросил? И о чем?
Эта странная визитерша в тертых джинсах с художественной бахромой, в майке с эффектом вечной мятости под брезентовкой, с чубом до сигареты. Она перешла на ты и назвала Пашку. Как понять?
Морда лица у меня тренированная (научилась за тридцать лет!).
- Во-первых, мы с вами, юная леди, на брудершафт не пили, а во-вторых, какого именно Пашку вы имеете в виду?
А когда я волнуюсь, у меня болит желудок. Вот, пожалуйста - сдавило, как лапой в резиновой перчатке, и перчатка прилипла.
- Ну… сама знаешь. Дзюбина. Ты про "ты", что ли, обиделась? Это… ну… мы ж с тобой как бы заочно знакомы.
Современный брудершафт - это знакомство через одну и ту же постель. Конечно, я сразу догадалась, о ком речь. И можно ли было не догадаться? Если восемь минут назад чуть не разревелась. Если десять минут назад дядя Степа похвалил мелодраму с главным героем - фанатом интернета. Если с утра я как раз злобно подумала: ну и где ты теперь, паразит, дегустируешь вкус жизни? - а сама подавилась поганым кофе от обиды на жизнь… или на означенного мужика?
- Пусть так - мы с тобой заочно знакомы. Хотя… каким образом ты меня нашла?
- А… это… он говорил про тебя. Типа, он в тебе сильно завяз. Хвастался. А потом я вашу газету прочитала. Твою статью.
Дым от ее сигареты перед глазами. Не дым, а серо-сиреневые летние сумерки. Краснодарский край. С неба хлопьями падает темнота. Эстакада моста - проезжая часть, тротуар, гранитный парапет в полроста. Мы обнялись и присосались друг к другу. Мимо с воем - скорость запредельная - машины. Я сквозь закрытые веки ловлю череду вспышек во мраке - как след трассирующей пули.
Угловатым комом на нас катит жуткий музон, и чья-то луженая глотка орет, не жалея связок: "Так держать!".
Другие левые возгласы: "Во дают!", "Раз, два, три, четыре!", "А со мной слабо?".
"Пашка, а если им тоже захочется?"
"Их проблемы. Тебя я у кого угодно отобью!"
И чего я так распереживалась? Даже не единственный мой красивый роман. Кто бы только объяснил, почему мои чарующие "лав стори" кончаются всегда уродливо?
- Это… а куда бычок деть?
Уборщица опять выбросила пепельницу - неприлично распертую окурками кофейную банку, и в другое время я бы ее обругала, а сегодня мне это на руку. Тяну ладонь, не поворачивая лица, хватаю бычок - и в окно его! Вместе с моим волнением. Лишнюю секунду девка не видит моих глаз… а сейчас я уже могу на нее посмотреть.
- Я, знаешь ли, рада, что мой… наш Пашка про меня тебе говорил. Но мне-то про тебя рассказать было некому.
- Чего?
Господи, ну и дура! Ученица школы для умственно отсталых детей!
- Зовут-то тебя как? Ты вообще кто?
- Я? Дашка.
Пашка - Дашка, надо же…
- Учишься? Работаешь?
- Не. Хиппую. В Москве.
- А что, за это платят?
- Чего?
Даже если бы я возжелала подарить дяде Степе репортаж про новых хиппи, у меня бы ни фига не вышло. Яркая особь их популяции двух слов связать не может.
- Живешь на что, говорю?
- А-а… Так. Когда пою в переходах. Когда на общак. Раньше черепа подбрасывали.
- Черепа в Москве? - это, чтоб вы не пугались, "родители" значит.
- Отец. Мать тут. Сестра.
Думала еще спросить, много ли можно напеть таким вялым невыразительным голосом… да ну ее на хрен! Не прикалывает меня жизнь хиппи! А вот Пашка относился к ним с пиететом. Особенно, говорил, в юности. Да и сейчас, вижу, не остыл интерес к экзотике.
- Ну и зачем ты меня искала - специально, поди, из Москвы приехала?
- Ага. Это…
У хиппарей есть свой особый язык. Какой-то квакающий. Они на нем шпарят ну очень бойко, а слова остального пипла забывают. Дашка все время словарик в голове листает.
- Ну я, короче, к тебе - а то к кому еще?
- Смотря зачем.
- А я беременная.
На мой хохот Зинаида Ивановна из коридора заглянула. Нет, лучше пойдем мы с этой дурехой во двор - там спокойнее.
- Я тебе что - женская консультация? - спрашиваю, усадив Дашку на мокроватую со вчерашнего дождя лавку и плюхнувшись рядом своими кожаными штанами.
- А я от Пашки беременная.
- И все-таки я не акушер-гинеколог.
- Чего?
- …Деда моего! Ты другие слова какие-нибудь знаешь?!
От моей ярости скамейка ходуном заходила. А она - тормоз тормозом - смотрит сквозь лохмы.
- Закурить дай.
- Тебе вредно… мать-героиня.
Но даю - подавись!