Пусть вихрем кружит многоцветье,
Пусть сонмы призрачных стихий
Вдруг усомнившихся в бессмертье
Ткут мимолетного штрихи.
Пусть многоярусные арки
В каком-то цветозабытьи
То вознесутся гимном ярким,
То растворятся, загрустив.
Чтоб прорасти в кристаллы жизни,
Взойти космическим ростком,
Чтоб бился пульс, стучали ливни
И губы пахли молоком
Да будет мир, большой и зыбкий,
Да будет тьма, да будет свет!
И вот невидимой улыбкой
Звучит беззвучно: «Stan Sie».
..
Но утром, просыпаясь в муке
От невозможности понять
И вспомнить, видя те же руки,
Того же в зеркале меня,
Бессмысленный уют предметов,
Сковавший крепче кандалов,
Не находя вовне ответа,
Я грезил световым теплом.
Казалось: стынет смертный разум,
Мне тускло, бледно, вял и сер,
Как метроном, однообразен
Мир в узкой прорези портьер.
Я жаждал формы, проявленья
Того, кем был, чем жил во сне,
Пытался прерванные звенья
Поймать на солнечной струне,
Хватался за щелчки намеков,
Что угасали в тот же миг,
Преображая мыслеоко
В неизреченный мыслекрик.
Как внять слепому подсознанью,
Не озаренному творцом,
Игре без формы и названья
Гонцов с неявленным лицом?
Как охватить необозримость
В сверхмалом? Верой ли? Душой?
И все же свыше говорилось:
Мы все лишь то, к чему пришел.
Пришел и был разбужен светом
На миг лишь, чтобы устоять.
Ты сам накладываешь вето
На то, чем мир тебя объял.
Во сне к тебе являлся Логос
И тщетно разум жаждет внять,
Узрев во тьме небесный лотос,
В момент кресала и кремня
Короткой, но ярчайшей встречи,
Где рана брызжет стоном искр,
Где сумрак долго, но не вечен,
И бок попутчика ребрист.
Хоть семя брошено нескоро
Взойти цветку: в снегу земля,
Вначале совести укором
Его придется оживлять,
Вначале огненная сила
Являться исподволь должна:
Придет и канет, как приснилась,
Чтоб утром солнечно-нежна
Была распаханная почва,
Покой до нового толчка
Вновь возникающая точка
Ночного танца светлячка.
И не курсивом на скрижалях
И не явлением Христа,
Но в чем бы Сила ни нуждалась
Лишь тем случится заблистать
Когда-нибудь, когда узнаешь,
Ну а пока неясный зов,
Покуда сердцем не оттаешь,
Пребудет в храме вещих снов.
И не найти покоя всуе
И смысла в суматохе дней
Ты выбран волей Высших Судий!
.
А март, как в детстве плавил снег.
Земля укрывающая
Земля укрывающая
Все это было столько раз,
Но в первый раз глаза круглы:
Вы так считаете, «сейчас»
Пустяк?
Бегущие столбы.
Сей звон
Но жизнь из пустяков
Сей шаг
Но путь из сих шагов,
Как част
Лишь сумеречный зов,
Лишь наст
Да цоканье подков.
Все вздор!
А свет моей звезды?
Путь скор,
Но сладки ли плоды?
Вкушай!
Не этим ли ты жил?
Ад рай,
Что посередке? Штиль.
Ни «до», ни «после», лишь сейчас,
Сей миг скользящая петля.
А память?
Пение нуля.
А планы?
Вечно впереди.
Блеск нам:
«Я цель твоя. Не спи»
Блесна,
Железка да шипы
Вдруг сник?
Что слава, что слова!
Взгрустни
Как в детстве целовал!
Ты ослик!
Ты-то кто?
Седок,
Морковка, леска, вечный бег
Ты лжешь, мне имя Человек
Я ложь и правда, я ответ
Вопрос
В единстве полюсов,
Луг рос
В околышке лесов,
Я суть
Тебя, и я не ты,
Я путь,
И лотоса цветы
Забудь.
..
Не припомню, когда, откуда,
Жар ли кори, ветрянки ль бред
Детской хвори фантом, причуда,
Полуяви молочный свет.
Мозг охвачен престранной грезой,
В ощущеньях купая плоть:
То уют непонятной позы
Полусон, полумрак, тепло,
То блаженство шершавых досок,
Чуть смолистых, слегка сырых
Гибкой белкой, серо-белесой
От опилок, в кусках коры
Проползаю от щели к щели.
В странной радости над собой
Ощущая не узость кельи
Зонт защиты древесный свод.
Вот опят декораций смена,
Ощущенье, что я орех,
Тела хвост, черенок, антенна,
Купол нёба, зубов порез,
Позади языка громада
Средоточье подземных форм,
И из врат бредового ада,
Через тягостный коридор
Наползает шуршаньем ваты,
Подменяя тоску куста,
Тошнотворная шероховатость,
Перевернутый стон: «Устал»
Странный, тягостный мир постели,
Полусонных химер Ковчег.
Затуманенные акварели
Под прикрытьем припухших век
В глубочайшую топь простуды
Устремили свои огни,
Зашифрованных чувств причуды
Ощутив, как расстрел зарниц.
Убежать, но куда? В осознанье
Мятой простыни, пестрых стен,
С ожиданьем картины ранней
В череде погребальных сцен?
Нет, забвением нечто иное
Ослабляло глазниц накал,
Исцеляющей пеленою
Прикрывало немой оскал
Злого духа болезни детской,
Отвлекая и уводя
То к размытости бессловесной,
То в чеканную дробь дождя.
О болезни уходит память,
Но, к смутный позыв взлететь,
Остается перед глазами
Погруженье в земную твердь.
То ли мой длиннорукий пращур.
Огнеборец глухих пещер,
Подсознания темный ящик
Продырявил, оставив щель
В убаюкавшую безопасность
Подземелья, в тепло и сушь,
Где лишь искр хороводы гасит
Черной пастью огромный уж.
Или к радости землеройки,
Ловко юркнувшей в узкую щель,
Я молитву шепчу: «Укройте,
Недра в теплом своем плаще.
Без движенья? О нет, вначале
Беспросветная сеть дождя.
Безнадежностью мутной залит.
Серым призраком день блуждал,
Даже мысль надоевшей влагой
Пропитал, словно ваты ком,
Поздней осени дав присягу
Вечной хляби блюсти закон.
С неуютом сырой канавы.
Где лишь плесени царство цель,
Без надежды на святость права
Пляску света ловить в прицел
Глаз, смеженных в роем камина,
Рук, вкушающих ласку дня,
После танца грибного ливня.
Холодящую дрожь уняв
И тогда возникала сила:
Вместе с зовом в тепло глубин
Заполняло густым белилом
Ощущенье: «Любим! Любим!»
Верь! Праматери примет лоно.
Завернись же в литую сушь
Плодородья планеты сонной,
Если в тягость осенний душ.
И, как полная жизнью сфера,
Без удушья и мрака мук
Я легко погружался в недра
Под таинственный светозвук.
Не убудет земная нежность
Пожеланье усопшим пух
Не разверзнутой бездны скрежет
В тихом шелесте пены путь.
Словно только теперь я дома,
Словно сброшен тягчайший груз,
Словно твердь подо мной невесома
И ничто не стесняет грудь.
Пред бесчисленностью лабиринтов
Страха не было дом есть дом,
В череде дорожденных ликов
Я был странным чутьем ведом,
словно мамы забытый голос
Из младенческого забытья
Вдруг бесформенный вспомнил космос,
Нежа в зыбких своих сетях.
И на этот призыв извечный
Мы, сошедшие в мир теней,
Стаей дымных клубов беспечной
Проникаем в густую немь.
.
Годы канули, дни, кто знает?
Нами ведал иной отсчет.
Я очнулся в огромном зале,
Сознавая себя свечой,
И сквозь тьму, в тишине глубокой
Прозвучал осознанья гром:
«Ты вернулся к своим истокам
И отсюда начнешь подъем»