Глава 7
Цена глупости
А небо хмурилось.
Тяжёлыми тучами словно падало вниз.
Оно невольно сутулилось.
Цеплялось руками оно за карниз.
А небо хмурилось.
И злыми глазами смотрело на нас.
Земля от молний обуглилась.
И слышу эхо знакомых мне фраз.
Иди, иди! И встань под дерево,
Что стоит посреди полей.
Я больше не реву,
Но стакан мне ещё налей.
И за дальним холмом в степи.
Я надеюсь, всё надеюсь, на встречу с другом.
Он застрелился, не услышав «Терпи.
И не слушай эту ругань».
Снопами искр взрываются.
Дни этого летнего месяца.
Я не знаю, как называется.
То во что в жизни верится.
В летних сумерках, в горящей дубраве.
Я буду тихо стоять.
Лес весь в рубиновой оправе.
Смотрю и буду умолять.
Чтобы сердце моё забыло.
Все потери и утраты.
Коими жизнь перекормила.
Я люблю жизнь, ведь у меня одна ты!
Смотрю и буду умолять.
Чтобы сердце моё забыло.
Все потери и утраты.
Коими жизнь перекормила.
Я люблю жизнь, ведь у меня одна ты!
Сегодня мне выдали диплом, а еще успел в военкомате пройти приписную комиссию. Теперь у меня до осени стандартный период «никому ненужности». Возможно, осенью заберут в ряды великой и могучей, долг отдавать.
За восемнадцать лет задолжал, пока ходил по городу, пока учился. Задолжал, как и все парни из небогатых обычных семей.
Со своей группой мы шумно отпраздновали окончание учебы и уже за полночь большинство разъехались по домам.
Не успел я лечь спать, как услышал из коридора недовольный голос отца. Отец мой впустил полуночного гостя, хоть и поругался в прихожей немного, это привычно для него.
Это был Гаврила, только выглядел он, не как обычно. Не было в его взгляде уверенности, жесткости. Он заявился ко мне посреди ночи, бледный, потерянный. Впрочем, когда я, отбросив в сторону начинающееся похмелье, вышел в прихожую, отец уже не ворчал, а наоборот вместе с моей матушкой приставал с расспросами к моему другу.
Сначала я решил, что он со своим отцом сцепился, обычное дело, но только вот его бледное лицо и потерянный взгляд раньше в таких ситуациях отсутствовали. Отмахнувшись от родителей, я втолкал Гаврилу в свою комнату. Усадил на диван.
Что с тобой? Подрался опять? прохрипел негромко я.
Не сразу, но Гаврила ответил.
В полиции я был, Костыль. Показания давал.
Все-таки допрыгался, нашел проблемы! раздраженно воскликнул я, Предупреждал же, не надо срываться на улице. Не прыгай на всех подряд
Да заткнись ты! вдруг громко воскликнул он, это не из-за меня, а из-за вируса нашего. Вова застрелился.
Мои ноги подкосились, но попытка упасть удалась не сразу. Сначала я попал на край компьютерного кресла, а затем, уронив кресло с приличным грохотом, приземлился на ковер. В комнату зачем-то вбежала мама, из коридора выглядывал отец.
Я собрался с силами, поднялся с пола, вытолкал ее, попросив предварительно принести настойку успокоительного для Гаврилы.
Только спустя час он смог нормально поговорить со мной. Или не со мной, скорее это был монолог.
Понимаешь, Костыль. Он просто взял и покончил абсолютно со всем. И зачем? И нам ничего главное, не сказал. Сам по себе, решил и сделал. Просто в одно мгновенье, когда я просто в гости зашел. Я был в его комнате. Видел все отчасти, слышал, обдумывал всё произошедшее. Я пришёл к нему в семь вечера.