У трапа, протянутого с борта, имелись веревочные перила и посему, держась за них Ковалоччо шустро взошел наверх, пока лицом к лицу не столкнулся с незнакомой личностью, стоявшей по-видимому на посту. Во рту у него торчал предмет из которого дымилось.
Встретившийся ему человек дожидался его прихода и потому сразу показал рукой путь, следовать за ним. Сначала они прошли по надраенной палубе, затем спустились в пустую полутемную комнату и вошли в яркоосвещенную кают-компанию, собственно и есть морскую квартиру графа, коей он не зря похвастался. Обставлена она была весьма прихотливо и снабжена всеми составляющими роскошного быта аристократа. Здесь были и ковры, и люстра, и что самое необходимое, стол, накрытый всем необходимым для назначенной пирушки.
К нему, открыв створчатые стеклянные двери вышел, расплывшись в улыбке граф дОлон:
Вот и ты, мог бы и раньше пожаловать, к чему такая пунктуальность? Проходи.
Они сразу же уселись за приготовленный, стол с которого еще дымилось. Внимание привлек золотистый, до красного, бульон ракового супа и беловатые устрицы, на которые у Ковалоччо зачесались руки с ножем, в обход первого, сразу принялся натыкать лакомые кусочки на лезвие, макать в подлив и отправлять в рот. Но прежде до этого внимание отвлек изумительный по вкусу бульон супа с раковым мясом. Граф дОлон, чтобы не заливать внутренности своего желудка, как он выразился «водичкой», навернул в бульон еще и цыпленка, цвета такого же золотистого. Но без красного.
На десерт так же имелось что попробовать. По краям стола стояли вазочки с маленькими апельсинчиками с которых Ковалоччо перевел взгляд на кресло и растянувшуюся на нем таксу. Она не в меру была длинна, ширины кресла явно не хватало и ее такая же длинная морда свешивалась вниз, лениво поглядывая на огромный кусок мяса на тарелке, прямо под ней. На нее невозможно было не засмотреться.
Матильда! верная моя!. произнес дОлон, шутливо, с апломбом, казалось не без смеха, но сильно уж яростно он что-то прожевывал. Собутыльник его так же попробовал улыбнуться: Матильда неверная его жена.
Ну-ка, давай-ка кипрского трахнем, а то оно мне надоело уже, проговорил граф скоропалительно, наливая по бокалам. Пили они конечно же о Франсуа и говорили только о нем
Марсала легкое. Бархатистое винцо, а бургундское как раз наоборот.
Они осушили первую бутылку во славу шевалье, и принялись за вторую, заедая отрезвляющей закуской. Ковалоччо не в меру переел и сейчас устричное мясо чувствовал только кончиком языка, далее оно просто не лезло.
Да-а соленое заставляет пить. говорил дОлон, наливая себе уже из третьей. В который раз пить «за Франсуа» набило оскомину, выпили по предложенному тосту опъяневшего вконец Ковалоччо: «За освобождение!».
Потом пили «за Францию». Молодой итальянец чувствуя, что начинает перепивать старался воздерживаться, только чуточку пригубить. Иногда когда рюмка вина покажется шуточной и всю. Граф пил одну за другой, а когда Ковалоччо отказывался, но пьянел он казалось меньше, и проявлялся хмель пока на настроении и языке и особенно рьяно пытался втолковывать ничего не возражающему собеседнику следующее:
Ну я точно уверен, дОбюссон жив-целехонек, ни одно перышко с него не слетело. Я ручаюсь. Потому что он такой человек.
И я не сомневаюсь в этом, заплетающимся языком отвечал Ковалоччо.
Завтра пойду к нему и свижусь.
Завтра постараешься? Отлично!
А что мне стоит? Мне ничего не стоит. Меня хорошо все знают, да я и спрашивать-то никого не собираюсь. Что мне твой комендант? Он мне кто? Никто! Я сам такую же тюрьму имею. У нас под ногами в тюрьме, у меня два десятка сидит. И я любого из них могу выпустить. А Франсуа/жест ладонью/ можешь быть уверен, я освобожу Бог сделал большую ошибку, я ее исправлю.
Оратор отвлекся, так как в это время в дверях появился постовой.
Сэр, мое время прошло, я отдежурил. Пора заступать Баскету.
Ничего, постой еще, не переработаешься!
На шум вышел сам Баскет, из дверей соседней комнатки. Уже не молодой, лет сорока, он представлял из себя обычную натуру полноватых слуг.
Спасибо, сэр, я уж вполне отдохнул.
Сказав так, он вышел вместе с пришедшим жаловаться.
Смотри-ка, по-нашему говорит, где-то я его видел, если мне память не изменяет.
Так это ж Баскет. Баскет! Ты разве забыл он один из моих управляющих. Молодчина. С деньгами ко мне перебег.
Как?! Взял деньги и сбежал на вашу сторону?!
И они долго смеялись по этому поводу.
Значит на него во всем можно положиться, я так понимаю?
Как на себя самого. Знаешь что, давай-ка еще по рюмочке проглотим, за Баскета. Чертовский малый.
Давай, оживленно согласился Капече Ковалоччо и на Марсалу, хотя вначале ее похаивал.
За столом они просидели допоздна, пока не наговорились вдосталь и не осушили множество бутылок, числом около пяти или шести валявшихся вразброс по столу и под столом. Напилися здорово и когда алкоголь начал давать о себе знать, два собутыльника превратились сначала в двух чертей, а затем в два бревна. И эти два бревна впоследствии были растащены по диванам и уложены пришедшим Баскетом.
Наутро он же разбудил вставшего как ни в чем ни бывало графа дОлона, прежде всего офицера, свеженьким отправившийся по служебным делам, в отличие от гостя, убитого пьяным сном, всегда кончающимся тяжелым вставанием.