Итак, агитация была в самом разгаре. Климентий Верзило уже был совершенно уверен в успехе, так как ему удалось перепоить всю деревню; больше всех пил у него Федот Крынка, с которым Верзило имел даже особый разговор.
Ага! И ты, Швець, пожаловал! встретил его Верзило.
Пожаловал! отвечал Федот, уже изрядно пошатываясь.
Так ты за меня, что ли?
Ну, нет, брат, я за себя! серьёзно отвечал Федот. Я, брат, всегда за себя стою!
И тебе ли с пьяной головой в головы лезть? злобствовал Климентий Верзило. И затем обратился к своим заведомым приверженцам. И смешно мне, и досадно, что этакий сопляк, пьянюга мой соперник! Хотя бы выставили что-нибудь порядочное! Не стыдно было бы помериться!
Крынка молчал и пил.
Между тем приверженцы Верзилы ходили по деревне и, останавливаясь у завалинок, где кучками сидели мужики, говорили речи, приблизительно в таком роде: «Ну, что, панове, казаки! Лучшего головы как Верзило и вовеки не найти нам! Мужик он степенный, уважаемый и непьющий. А этот паршивец-пьянчужка, Швець, куда же он годится? Разве для того, чтоб громаде было чего стыдиться? Так тогда ещё лучше выбрать в головы Стёпку-дурного, что своих пяти пальцев сосчитать не умеет! Пожалеете, громада, помяните моё слово». Как видите, средства для борьбы употреблялись самые крайние, агитация велась почти по-американски. Слушатели обыкновенно отвечали: «И без тебя знаем, что делать! Чего учить вздумал? Есть и постарше тебя!»