Он знал, что визит Ксении дело решенное и близкое, он знал, что Ксения потребует от него защиты от мужа, он все предугадал и предусмотрел, но ответить отказом, что было единственным разумным действием с его стороны, он не смог.
Тогда рассказывай о симптомах, вздохнул он. Чаю хочешь?
Я уже ничего не хочу.
Говори.
Не знаю, что здесь мой благоверный плел, но я тебе со всей ответственностью заявляю: седина в бороду, бес в ребро. Ты меня понимаешь?
Корнелий не производит такого впечатления.
А ты не девица, чего тебе производить. А вот существо в юбке для него ах, что тут говорить! Удавлюсь!
Вот это лишнее.
Знаю, что лишнее. Лучше его удавить, но рука не поднимается.
Ксения, не отвлекайся.
Хорошо, не буду. Ты ихнюю бухгалтершу видел?
В стройконторе?
Вот именно. Не видел? Я тебе скажу крокодил с острова Комодо. Сухопутная тварь.
Ксения просмотрела немало познавательных программ по телевизору, и поэтому для нее крокодилы с острова Комодо были существами понятными и не чужими.
Продолжай, сказал Минц.
Дальше хуже. У нас в молочной продавщица это раз, а на рынке в магазине «Все для сада-огорода» такая татарка, хоть чадру надевай! Дальше перечислять?
Это все подозреваемые пассии твоего Корнелия? спросил Минц, хотя можно бы и не спрашивать и так все понятно.
Ты словами не раскидывайся, попросила Ксения. В ее глазах накапливались слезы вот-вот покатятся вниз по алым щекам. Ты пойми мое состояние. Он себе в детском садике одну отыскал. А ей всего-то лет шестнадцать-двадцать! Его же за развращение пора сажать. Хотя теперь эти Лолиты такие пошли, что пенсионера тащат в кровать и еще обкусывают.
Что делают?
Зубами по карманам шарят, сказала Ксения. Это так печально, чему их в школе обучают? А может быть, этому и обучают
Ксения, скажи, а ты не задумывалась: вдруг все эти женщины плод твоего разгулявшегося воображения?
Не повторяй его слова. Я покончу с ним и с собой. Лучше давай я тебе дальше перечислять буду. Вот ты думаешь, что Корнелий на рыбалку ездит? Это глупая наивность. Он удочки в лесу под кустом прячет, а сам опушками на слободу несется, к одной молочнице.
К молочнице?
Ядреная такая, кровь с молоком, конечно, молочница. Я ее адрес знаю, скоро подожгу.
Только не надо взрывать, попросил Минц. Все газеты напишут, что это чеченский терроризм, возьмут тебя и скажут, что ты белая колготка.
Окстись! У меня белых колготок и в жизни не бывало!
Ксения чуть приподняла подол юбки, чтобы показать, что ее колготки телесного, нормального цвета.
А чего ты от меня хочешь? спросил Минц.
Спасения.
Как я могу спасти тебя, Ксения?
Со мною что-то происходит. Я выхожу на улицу, где детский сад расположен, и ноги у меня отнимаются. Не могу я ходить по Краснопартизанской. Убейте, не могу!
Дальше, дальше! Это удивительный феномен.
Ревность меня душит. Представляю, как он, этот старый развратник, шагает с ней в обнимку к детскому садику
Зачем?
Зачем? Чтобы лобзаться в детский мертвый час. Детишки только закрыли глазенки, а он уж ее тискает в углу.
Ох!
Вот именно. Но когда выхожу я на площадь Первопроходцев а это по нашей улице в другую сторону, то вижу вывеску «Все для сада-огорода» и понимаю именно там он встречался со своей татаркой. Именно там он обменивался с ней страстными взглядами исподтишка, ты понимаешь?
Патология, сказал Минц.
Для вас, может, и патология, и маммология, а мне умереть в самый раз. Ревность душит меня за это самое место.
За какое? удивился Минц.
Для вас, может, и патология, и маммология, а мне умереть в самый раз. Ревность душит меня за это самое место.
За какое? удивился Минц.
За горло, просто ответила женщина. Но если пойти мимо церкви Параскевы Пятницы, то там остановка автобуса. Знаешь, зачем ее там устроили?
Зачем?
Чтобы моему мерзавцу удобнее было по утрам с бухгалтершей встречаться. Они встречаются, и сразу в автобус! Развратом заниматься.
В автобусе?
И в автобусе тоже.
Сомнительно.
Значит, ты, Лев Христофорович, недостаточно развратный. Не знаешь, на что способен некоторый самец!
Ты о Корнелии?
И черт меня дернул выйти за него замуж! возопила Ксения так, что Корнелий, который как раз вышел покурить на лестничную площадку, сжался от этих слов, как ежик под лапой медведя.
И давно это случилось? спросил Минц не без ехидства.
Сорок лет живу на краю смерти.
Чего же раньше не разошлась?
Раньше, пока демократы не развалили Советский Союз, всегда был партком, куда можно было пойти и прямо сказать: жить с таким извергом я больше не в состоянии. Немедленно разлучите его с этой девкой и верните в семью. А теперь мы все, бабы, сами по себе, без партийной защиты и подмоги! Загибаемся.
Лев Христофорович достал из ящика стола план города Великий Гусляр и разложил его на столе.
Посмотрим, рассуждал он вслух. Если нам надо на рынок и мы не можем ходить по Краснопартизанской, то нетрудно свернуть на Софью Перовскую
Ты с ума сошел! Еще двадцать лет назад он на той улице Маруське Эйнштейн подмигивал.
Не родственница? вдруг заинтересовался Минц.
Ее из техникума за неграмотность вышибли. Вот и сидит она у окна и подмигивает. А мой чуть что сразу ей в ответ подмигивает.