Можно просто по имени.
Для вас я Куратор. Давайте уточним, во избежание недоразумений: вы пришли к нам устраиваться на работу
Нумератором. Вы представляете, чем они занимаются?
Мне сказали, что надо ходить по домам и вести списки тех, кто пропал, исчез.
Кто вам сказал?
Я промотала в голове все определения, что пришли мне в голову при виде Куратора. Кажется, первое было: «милый». Теперь я бы это слово никогда не употребила, глядя на человека, сидящего передо мной. Теперь я увидела не морщинки вокруг глаз, а жесткие складки вокруг губ, не завитки светлых волос, а застегнутую на все пуговицы накрахмаленную рубашку. Похоже, я здорово во что-то вляпалась.
Я, может быть, и ответила на вопрос, если бы знала ответ. Никто никогда напрямую не говорил мне о Нумераторах. О них не говорят. Их не любят. Я знала о них по отрывкам разговоров в трамваях, из шепота детей, рассказывающих друг другу городские легенды, из кратких заметок в газетной хронике: «Нумератор округа выявил 18 случаев, из них ни одного не принято к расследованию ввиду отсутствия заявлений родственников пропавших».
Ещё я знала, что это государственная должность с приличной зарплатой, причем на этих людях государство много не теряет, потому что Нумераторы тоже рано или поздно исчезают. В Ландракаре только одна ставка по этой должности на целый округ, и та вакантная уже пару лет. А ещё я слышала (и уж точно в это не верю), что рядом с Нумераторами иногда видят Драконов, как и рядом с теми, кого они исчисляют.
Куратор терпеливо ждал. Я попробовала «включить дурочку», однако на хлопанье ресницами и пожимание плечами, он никак не среагировал, поэтому пришлось отвечать:
откуда знаю не знаю, слышала о Нумераторах с детства;
в семье был прецедент, пропала сестра 10 лет назад;
никто не записал её имя, сейчас уже не восстановить, но ведь все забывают имена и лица;
здоровье хорошее, ничем не болею;да, люблю путешествовать, в быту неприхотлива;у меня есть мотивация мне работа нужна!
я умею решать конфликты, никогда не довожу до конфронтации;а причем тут «личное» мне работа нужна!
ну, нет, про Драконов это полный бред, просто профессия обросла слухами;
ну, где мне ещё столько заплатят!
что тут сложного: ходи из дома в дом, как при переписи, с людьми разговаривай;
да, я знаю, что ландракарцы не любят говорить на эту тему;
сны?! я думала это тоже выдумки, как про Драконов;
я очень обучаема, прочитаю все инструкции, обещаю, что буду им следовать;
дайте мне, наконец, эту работу!!!
После допроса мы помолчали, потом Куратор вздохнул, посмотрел на меня неожиданно добро и озвучил решение:
Ты дура, но совершеннолетняя дура. Просто не представляешь куда подписываешься тебе ведь с Брежатыми придется общаться, а не только с ландракарцами. Давай договоримся: захочешь уйти с работы просигналь. Инструкции соблюдай четко.
Он встал, одернул жилетку, поправил галстук, пригладил ладонью завиток, выпавший из челки, и тихонько добавил:
Он встал, одернул жилетку, поправил галстук, пригладил ладонью завиток, выпавший из челки, и тихонько добавил:
Дура!
Город Затопша долго был для меня в призрачной категории существующих где-то на другом конце телефонного провода. Плотность он обретал только раз в два года, когда я навещала маму. И снова стал проявленным от неожиданного утреннего звонка.
Тогда я поняла, что при известии о смерти близкого человека люди в кино садятся на пол не для того, чтобы подчеркнуть трагичность момента. Я тоже села на пол. Просто сидя не нужно контролировать тело в тот момент, когда в тебя вмещается новая реальность взамен только что утерянной.
Тем днём, что стал первым в цепи последующих событий, мы с сестрой разбирали мамину жизнь. Она вся поместилась в двухкомнатной квартирке. Мы перебирали вещи, и, подержав каждую в руках, вспомнив все истории, что с ней связаны, клали в один из трех углов: в одном те вещи, что заберет сестра, в другом те, что отойдут мне, а в третьем, те, что должны уйти навсегда. Мне хотелось оставить почти всё: ручной росписи муравленные кувшины, хрустальные бокалы, нити разноцветного чешского бисера, елочные игрушки, старые детские книжки. Сложно было разбирать чужую жизнь, и постепенно я склонялась к мысли, что по возвращении домой, пересмотрю свои вещи и выброшу лишнее.
Старые черно-белые фотографии лежали вперемешку с красновато-коричневыми снимками восьмидесятых в коробке из-под обуви. Некоторые события мы вспомнили исключительно по одежде, в которую были одеты в тот момент. Так фото, где я в клетчатом пальто и шапке-шлеме оказалось прочно связано в моей памяти с днём переезда на бульвар Звездолётчиков и знакомством с Эммой.
Сестра же по другому снимку вспомнила, как в раннем детстве, когда они с родителями жили в Незатопленном Месте, ей подарили красивое красное платье, но не в горошек, как у всех, а в «звездочку». Это платье произвело на неё неизгладимое впечатление: «Я была в поселке Звездой!». И в этом новом платье, исключительно для «покрасоваться», она села на бак с водой, прикрытый полотенцем. Крышки под тряпицей не оказалась, и сестра провалилась в полную воды кадушку. Вытащила её мама, которая, на счастье, тоже была в этот момент на летней кухне.