Так и я про то же говорю! В грязную форму Свет не вольется. Для того, чтобы быть проводником Света, надо быть с ним на одной волне.
А разве обязательно называть это Предназначением?
Конечно! Капелька Эго делает нас человечней. Кроме того, мое Предназначение достаточно безобидно.
Ну, тогда флаг тебе в руки.
Я засмеялась вслед за Кирой.
Пока сестра перемывала посуду, я рассказала ей очередной сон про разрушение своей квартиры. Про то, как я открыла глаза в тот момент, когда кровать стала сползать в зияющий проем вместе с обломками кирпичных стен, кусками бетонных блоков и деревянными перекрытиями. Воронка, в которую всё это бесшумно падало, была бездонна и черна я знала, что подвалом она не ограничивается. Пока я кричала, на той стороне комнаты открылась дверь, и силуэт сына в освещенном проеме постарался меня успокоить: «Мам, проснись!». Я смотрела на разделяющие нас трещины в полу, нагромождение обломки и удивлялась, что его это не тревожит. Я на секунду закрыла глаза, и картинка перезагрузилась только что я была в центре хаоса, а теперь среди ночи стою посреди комнаты и ору от ужаса
Катящийся камень мхом не зарастет
Особнячок-кафетерий стоял посреди площади, и, казалось, мостовая обтекает его, делясь на две узкие улицы, справа и слева от этого дома. Получалось, что одни посетители кафе садились за столики на одной улочке, а другие на соседней.
Мы подошли к прозрачной двери в кафе в тот момент, когда милая кудрявая девушка выносила из него два больших пластиковых стакана с молочным коктейлем. То ли она задумалась, то ли засмотрелась на Михаэля, но стеклянную дверь не увидела, и со всем напором юности врезалась в преграду так, что содержимое обоих стаканов залило и её, и стекло, и половину помещения. Мы немного постояли на улице, дожидаясь пока не вытрут молочную реку на пороге.
Мы подошли к прозрачной двери в кафе в тот момент, когда милая кудрявая девушка выносила из него два больших пластиковых стакана с молочным коктейлем. То ли она задумалась, то ли засмотрелась на Михаэля, но стеклянную дверь не увидела, и со всем напором юности врезалась в преграду так, что содержимое обоих стаканов залило и её, и стекло, и половину помещения. Мы немного постояли на улице, дожидаясь пока не вытрут молочную реку на пороге.
Кроме хмурого «здрасте» от Михаэля я сегодня не услышала ни единого слова. Он был лохмат чуть больше обычного и неразговорчив. Попросил меня принести чашку травяного чая, а сам сел у дальнего столика лицом к двери.
Я немного полюбовалась дивными пирожными и булочками в глазури, но решила, что чашка кофе сама по себе награда в начале дня. Мне сделали горячее латте с сердечком из пены, а в качестве извинений за неудобства на входе положили на блюдце палочку зажаристого слоеного печенья, усыпанного кристалликами тростникового сахара. Я совсем было отошла от прилавка, как вспомнила про просьбу Михаэля.
Чай и кофе одновременно?! бариста была удивлена моим выбором.
Я беру чай для, назвать Михаэля другом просто язык не поворачивался, но и «напарник» прозвучал бы неуместно, своего знакомого.
Девушка улыбнулась и протянула мне вторую кружку.
А почему мне печенье не дали? хмуро и совсем по-детски спросил Михаэль.
Я отдала ему свое печенье, предложила пересесть к столикам на улице, и, получив отказ, без угрызений совести вышла из кафе одна, устроившись на остывшей за ночь деревянной скамейке. Вид с этой стороны открывался на узкий переулок, мощеный брусчаткой. Вдоль стен одноэтажных домов с обеих сторон стояли глиняные горшки, из которых по беленым стенам тянулись тонкие стволы-«жилы», ветвящиеся лишь на уровне крыш, отчего над головами идущих нависал живой шатер.
Кофе почти остыл, но я намеренно пила его маленькими глотками, оттягивая момент, когда надо будет приступить к работе. Прошла неделя, с тех пор, как я начала работать Нумератором. Дни и поселения сливались в череду однообразных событий. Утро, завтрак в кафе, опрос, бутерброд на ходу, закрытые двери, тяжелые разговоры с респондентами, ужин в ресторанчике, яркая вереница снов всю ночь. Сегодня Михаэль постучал в мою дверь в гостиничном номере около восьми утра, дал пять минут на сборы и увез в другой городок, ближе к побережью. Сидя здесь, я почти слышала плеск волн и чувствовала горьковатый запах моря.
Из десятка жилищ, в которые мы попали в тот день, нам не были рады ни в одном доме. Опрос я проводила обычно в прихожей, иногда на кухне, неудобно примостившись или на скамейке от обуви или на табурете. Но в одном чудном доме темноволосая девушка проводила нас в гостиную. Наши пальто повесили на вешалку с вилками вместо крючков, изображающих человечков. Ручка вилки была изогнута крючком, в основании пробиты два гвоздика, как глазки, а сами зубчики изогнуты волнами, словно волосы. В гостиной вместо подставок для фото тоже были серебряные и мельхиоровые вилки: зубчики раздвинуты поочередно в разные стороны, благодаря чему ручка стояла вертикально, поддерживая снимок. В проем двери было видно, что на кухне тех же вилках, как на крючках, красовались разнокалиберные кружки, а самые красивые приборы были просто прикреплены к стене и служили держателями для заметок: в зубчики были воткнуты визитки, памятки, счета.