По рядам послушников, прежде безмолвным и неподвижным, пробежала дрожь. И это было самым страшным если хоть один сейчас усомнится в силе бога или его благосклонности к Узоху Если хоть один поднимется с колен
Повелитель, смутившийся на мгновение, вдруг понял, что вера в великого бога и в него самого висит на волоске. Окрепшим голосом он закричал, перебивая в пространстве огромного зала и в умах адептов отзвуки грома:
Великому богу угодна жертва.
В жуткой тишине бронзовый нож опустился вниз
Между тем Свет, снова выйдя в большую комнату, медленно пошел вдоль скорбных рядов. Он прощался с ними, всматриваясь в каждое лицо, вспоминая с малых лет свою жизнь, бесчисленным множеством незримых нитей связанную с людьми, тела которых теперь лежали вокруг него.
Вот лежит жена Радогора тетя Любаша, заменившая ему мать.
Мать, Светлена тоненькая, ясноглазая как будущий сын недолго прожила в замужестве. Почувствовав вскоре после свадьбы в себе маленький росточек новой жизни, она в радости не сразу заметила, как быстро начали таять ее силы. Чем больше рос под сарафаном живот Светлены, тем чаще она присаживалась передохнуть, стараясь незаметнее погладить, потереть под левой грудью.
Старая знахарка Ведотья, проходя мимо, не подавала виду, что в чертах Светлены все отчетливее проглядывает лик смерти. А помочь она ничем не могла.
Лишь бы родить успела, горестно вздыхала старуха, понимая, что ни сил, ни знаний ее не хватит, чтобы спасти любимицу рода.
Словно злой рок простер свою руку над этой молодой женщиной, не свершившей за короткую жизнь ни одного злого поступка.
Светлена успела. Он лежала счастливая и усталая на широких полатях. Ей поднесли сына. Мальчик молчал, появившись на свет; молчал и сейчас, когда его разглядывали любящие глаза матери и тревожные очи отца, сидевшего по другую сторону ложа.
Мать погладила голову ребенка, заглянула в его голубые глаза.
Светлый-пресветлый, прошептала она чуть слышно.
Лишь муж, Иванко, расслышал эти слова. Тут ее сердце, стукнув в последний раз, остановилось навсегда. Ребенка, не понимавшего еще ничего, пронзила страшная волна его дара. И в первый раз в своей жизни он закричал, выражая в крике сам того не понимая и боль утраты, и громкую просьбу не уходить, не оставлять его одного в этом большом мире.
Подбежавшие тут же бабки, да и отец тоже, смотрели сейчас лишь на него. И только когда ребенок замолчал, все вдруг поняли, что Светлена больше не дышит.
Теперь уже отец закричал нет, скорее завыл, как загнанный, оставшийся без надежды спастись, волк. И так был страшен этот полукрик-полувой, что бабки не выдержали. Подхватив на руки ребенка, они выскочили из горницы. Отец же, рухнув на колени, гулко стукнулся головой о деревянный край полатей и, не чувствуя боли, надолго замер.
К сородичам, сбежавшимся к избе охотника Иванки, он вышел через полчаса. Постаревший на добрый десяток лет, он обвел взглядом собравшихся и остановился на старшем брате, Радогоре:
Ребенок?..
У нас, с Любашей, ответил тот.
Иванко понимающе кивнул. Тремя днями раньше Любаша, жена Радогора, родила четвертую уже дочь, и теперь могла позаботиться о племяннике.
Охотник повернулся к бабкам:
Приберите ее А сына зовут Светославом Светом Она назвала, добавил Иванко.
Вечером он отправил жену в последний путь, сам поднеся к погребальному костру факел. Затем, по обычаю рода, он тщательно собрал весь пепел, которого от огромного костра осталось на удивление мало, и положил его в крохотную, специально сработанную для этого случая лодочку.
Охотник опустил лодку в Русинку, и река медленно подхватила ее своим течением. Притихшие родичи внимательно следили за ней. Достигнув середины реки, лодочка замедлила ход, а потом и вовсе остановилась, словно находилась не на стрежне, а у тихого берега. Вот она закружилась на месте, как в омуте и медленно затонула.
Приняла, выдохнула единой грудью толпа.
Иванко повернулся к родичам; окинул их невидящим взглядом, словно говорил:
Разве могла святая Русинка не принять чистую душу?..
Свет тряхнул головой, отгоняя тягостные воспоминания, идущие из детства, от рассказов доброй тетки Любаши. Теперь она лежала умиротворенная, без видимых ран, в окружении четырех уже взрослых дочерей и малолетних внуков.
Разве могла святая Русинка не принять чистую душу?..
Свет тряхнул головой, отгоняя тягостные воспоминания, идущие из детства, от рассказов доброй тетки Любаши. Теперь она лежала умиротворенная, без видимых ран, в окружении четырех уже взрослых дочерей и малолетних внуков.
Вот лежат молодые парни друзья его босоногого детства. По страшным ранам на их телах охотник видел, что они не стали безропотными жертвами Чернобородого и его подельников. Лежать бы Свету рядом, если бы
Мысль его словно натолкнулась на глухую стену; она резко повернула в другом направлении: «Если бы он был в этот черный для рода день дома, может». Он снова тряхнул тяжелой от горьких дум головой. Вспомнил слова учителя:
Что толку жалеть о сделанном, и тем более о не содеянном, укоряя себя за ошибки. Нужно пойти и исправить их!
Охотник не мог вернуть к жизни сородичей, но отомстить за них, найти и покарать неведомого Узоха Этому можно было отдать и время и силы, и жизнь.