Зохра вздрогнула, отрываясь от будущего и переводя взгляд на охотника:
Знакомый щит я видела его на воротах Зеленграда.
Щит Владимежа!
Владимежа, эхом повторила травница, твоего предка.
Зохра окончательно вышла из транса и вонзила горящие стрелы своих глаз в наследника великого героя древности.
Ищи доспехи своего предка, Свет, прохрипела она, без них тебе не победить врага. В них он оставил свою силу.
А разве?.. начал охотник, бросаясь к старушке, которая явно отдала ворожбе все свои невеликие физические силы.
Нет, покачала головой старушка, усаживаясь с его помощью на широкую скамью, в талисмане только душа, которую он оставил своему новому роду; может быть часть его силы, как и в каждом другом доспехе. Лишь собранные воедино, они могут противостоять самому отвратительному и ужасному колдовству.
Зохра удивительно быстро набралась сил; она встала напротив охотника.
На склоне своих лет, Владимеж, чувствуя приближение смерти, вызвал к себе старшего сына. Он взял с наследника клятву, что тот выполнит все заветы отца. Великий князь сказал, что покидает на время Зеленград, отправляясь туда, где оставил свою душу еще не будучи Великим князем; до знакомства с матерью своих детей. Он оставил сыну доспехи, дарованные ему Небом, взяв с собой лишь меч. Князь не вернулся в Зеленград, и вскоре в главном храме города и государства водрузили гроб Владимежа, который на самом деле искусно обработанная глыба розового мрамора. Где покоится на самом деле Великий князь, неведомо никому
Свет переночевал у доброй старушки и с первыми лучами солнца простился с ней. Он снова направился вверх по ущелью, чтобы вырваться на простор горных лугов и направить коня туда, где начиналась дорога в Зеленград, древнюю столицу государства славинов.
Глава 7. Би Рослан
Поздним вечером Любин наконец добрался до Обители. Он искусно накинул на себя тень безмерной усталости и подошел к костру, вокруг которого сидели, вяло переговариваясь, парсы.
Мир вам! обратился к ним Любин, позвольте погреться у вашего костра.
Садись, путник! парсы до сих пор пребывали в приподнятом настроении, согретые и доброй вестью об исчезновении проклятья племени, и кружками терпкого вина, голоден ли ты?
Любин помялся. Вообще-то он недавно перекусил, но опыт долгих странствий подсказывал когда люди встречают так радушно, отказываться от гостеприимных предложений нельзя. Поэтому он кивнул.
Разговор велся по-дугански, поскольку в языке парсов Любин не понимал ни слова. Он набросился на угощение, словно действительно голодал несколько суток. Притвориться для него не составило труда он лишь вспомнил блуждание по лесу в поисках деревушки рода Ясеня.
Парсы, весело переговаривающиеся и подмигивающие ему, вдруг замолчали. Лишь один голос окреп и зазвучал, отталкиваясь всей мощью от древних стен Обители и заполняя собой все вокруг. Любин понял, что невысокий чтец, обративший одухотворенное лицо к небу, декламирует сейчас что-то необычное. Поэтому он, поежившись, нажал на левый глаз, особо не скрываясь. Да и что в этом жесте такого особенного ну попала человеку соринка в глаз. Тем более, что всеобщим вниманием сейчас завладел чтец.
Каждый раз Любин с невольным содроганием ждал момента, когда его голову заполнит холодный разум Повелителя. Вот и сейчас он внутренне затрепетал, когда в черепе стало вдвое тесней. Но Повелитель не стал, как обычно, поносить последними словами своего верного раба, до сир пор не исполнившего поручения. Он внимательно вслушался в речь декламатора. Больше того с его колдовской помощью и сам Любин стал понимать тщедушного парсийца.
С не меньшим, чем остальные, вниманием Узох (а вместе с ним и Любин) выслушал новую поэму Бензира, которую, быть может, когда-то назовут пророческим творением великого Фардоса. А может, великий предок маленького парса действительно говорил сейчас со своим народом его устами? Сидевший с ангельским личиком убийца поначалу воспринимал поэму как сказку, навеянную грозным очарованием стен древней Обители. Но когда Бензир, описывая богатый выкуп за Предводительницу, махнул на двух лошадей, со спин которых действительно свисали хурджины с тяжелым как оказалось, золотым грузом, Любин встрепенулся. Он даже начал прикидывать, как этим золотом завладеть.
А вот Узох сразу понял, что поэт описывает недавние события, увиденные им воочию. Его черное сердце замерло в предвкушении, когда Бензир описывал момент передачи Предводительницей герою талисмана с силой Фардоса. Сам Повелитель сейчас понял, что маленький поэт с громким голосом не все разглядел в этом таинстве; что кроме Фардоса при передаче присутствовал еще кто-то не менее могучий.
В голове Любина вдруг прозвучал громовой возглас, перечеркнувший все его планы насчет золота:
Это он! в коротком слове Узох непонятным образом обозвал всех и молодого охотника, и парсийского поэта Фардоса, и того, кто уже давно стоит в ряду светлых сил в первом ряду, между прочим!
Это для Любина было совсем непонятно и он осторожно спросил:
Кто он?
Свет! коротко ответил Узох, справедливо решив, что пугать верного прислужника силой, стоящей за спиной охотника, ни к чему, человек, которого мы ищем. И которого ты должен был догнать и убить!