За столом сидели двое мужчин.
Литературная страница это такая же часть газеты, как твоя собственная колонка криминальных происшествий, доказывал один с разбитыми, перемотанными белым лейкопластырем, очками.
Пойми ты, наконец, люди предпочитают юмористические рассказы передовицам, сердился он, краснея, продолжая наседать на плешивого, равнодушного толстячка пьющего портвейн стакан за стаканом.
Будто воду хлещет, уважительно косясь на лысого, прошептал Леха на ухо Адаму.
Рассказы для них на первом месте, а передовые статьи на последнем. Ну-ка, пойди, допроси любого прохожего, с какой страницы он начинает читать газету и прохожий тебе ответит, с последней, потому как она самая интересная!
В этот момент взгляд его упал на двух приятелей, застывших в дверях кухни.
Во, народ пожаловал! распахнул он объятия.
Плешивый выудил из стопки пластиковых стаканов, громоздившихся на столе, парочку, без дальнейших слов, налил.
Закусывать нечем, кратко сообщил он, разглядывая приятелей водянистыми глазами.
Как это, нечем? возмутился Леха, поднося собутыльникам тяжелую сетку с картошкой.
О! перехватил инициативу очкарик. Мигом нажарю!
Где же Вовчик? осмелился нарушить создавшуюся атмосферу взаимопонимания, Леха.
Опился и дрыхнет без стеснения, в комнате, ткнул пальцем в сторону закрытой двери, плешивый и воззрился на приятелей, будем знакомы?
Плешивого звали Кириллом Петровичем, а очкарика просто Павлушей. Оба работали в редакции крупной московской газеты.
Причем, Павлуша резко отличался от немногословного, деловитого Кирилла Петровича поверхностным отношением к жизни.
Застенчивый и робкий, романтик до последней капли вина в своем стакане, он влюблялся и разочаровывался беспрестанно. Под покровом ночи прокрадывался в подъезд дома возлюбленной, оставляя на коврике двери букеты цветов. В почтовый ящик умудрялся засовывать коробки конфет, шоколадки, записки со стихами Шекспира. При этом ему уже стукнуло сорок лет, далеко не мальчик, Павлуша скакал по жизни с розовыми очками на носу, пока одна зазноба не подстерегла его.
Павлуша так и замер, уставившись на стройное спортивное тело, возмущенно дрожавшее под тонкой тканью кружевной сорочки.
Ну? вопросила его «Дульсинея». Долго безобразить будешь?
Он попытался, было, оправдаться, протягивая ей свой букетик, но она отбила цветы мощным хуком справа и придвинулась к Павлуше вплотную, заглядывая темными глазищами в самую глубину его души.
Павлуша затрепетал и упал на колени, он плакал, умоляя ее выйти за него замуж, ползал перед ней на четвереньках и вглядывался в ее пушистые домашние тапочки.
Она, подумав, пригласила его на кухню. После недолгих расспросов о работе, зарплате, наличие недвижимости и отсутствие алиментов на всех прошлых, позапрошлых детей, «Дульсинея» задумчиво протянула:
Говорить можно что угодно, а вот ты мне документы на квартиру принеси, справку с места работы, сколько у тебя трудового заработка. В полицию сходи, возьми справку об отсутствии судимостей. К судебным приставам загляни, пускай отпишут, как там у тебя со штрафами, долгами по кредитам.
И закончила, упирая руки в бока:
А пока что, милости прошу, пожаловать прочь!
Адам смотрел на собутыльника во все глаза:
Неужто собрал?
Справки? уточнил Павлуша, пожевав губами, отрицательно мотнул головой. Сил не хватило!
Бюрократиха! рассмеялся про «Дульсинею», Кирилл Петрович.
Неожиданно, веселье прервал хозяин квартиры. Взлохмаченный, не выспавшийся, он угрюмо присел за стол, вызвав бурю восторга у приятелей.
О, Вовка проснулся!
Штрафную тебе за опоздание!
Весело гудели они.
Ребя, а мне сейчас советская столовка приснилась, сморщился в непритворных слезах, Вовчик, и горчица на столах, и бесплатный хлеб, бери, не хочу, и роскошный обед на рупь с ложкой жирной сметаны в супе.
Вовчик уронил лохматую голову на сложенные на столе руки и громко зарыдал.
В кухне воцарилось неловкое молчание.
Первым его нарушил Кирилл Петрович:
А я мороженое любил, сливочное, за пятнадцать копеек!
Газировку с сиропом, прижмурился Леха, вспоминая трехкопеечное удовольствие.
Молочный коктейль за одиннадцать копеек, подхватил эстафету воспоминаний, Павлуша.
Морковный салат в две копейки, облизнулся Адам.
Морковный салат в две копейки, облизнулся Адам.
А ты кто такой? взглянул на него в упор, Вовчик. Почему не знаю, как зовут тебя, мил человек?
Адам, и поспешно добавил, Адам Бесподобный
4
Вечером, Адам Бесподобный отвел трех дачниц в свои заповедные места.
Вера села рядом с Зоей на импровизированную скамейку в виде обструганного бревнышка.
Адам пошуровал в костре, переворачивая черные катышки картошки, уже запеченную, выкатывая палкой подружкам.
Угощайтесь! щедро разрешил он и посмотрел на худенькую Неву.
Лицо ее выражало печальную задумчивость.
Адам перевел взгляд на Веру Павловну, удивляясь тому нежному состраданию, с которым она, нет-нет, да и взглядывала на него. Такие женщины, как правило, наивны и просты, готовы любить ущербных алкоголиков, терпя от них побои и унижения, готовы оправдать противоправные, уголовные действия своих благоверных, любыми способами заботиться и лелеять обидчиков.