Коржаков пусть слушает, милостиво разрешил Черномордый, шевельнув бровями. Он и так все знает. У него две дискеты компроматов. Ему можно
Да, две дискеты это не одиннадцать чемоданов, льстиво поддакнул министр культуры Сидор. Показалось, что министр прямо через стол лизнет Черномордого.
Он должен был любую реплику премьера восторженно поддерживать, показывать какие гениальные мысли осеняют премьера.
Сидор лучше всех знал, что культура России дала дуба, только дубовое кресло министра культуры осталось. И держался за него Сидор крепко. Зарплату министрам, в отличии от работников подведомственных ему библиотек, ни разу не задержали. Поэтому министр культуры радостно хихикнул, поддержал своего шефа и полез в кейс за курсовыми работами своих студентов.
Культуры не было, работы тоже, сидеть в дубовом кресле министра и зевать было скучно. Жена ругает: полнеть начал, и Сидор от скуки взялся вести семинар в литературном институте, готовить молодых критиков, то есть будущих безработных. Книги-то не печатаются, что критиковать? На прилавках одни триллеры. Но культурный Сидор нашел, чем занять студентов: дал им задание подсчитать сколько слов используют популярные демократические писатели, триллеры которых никогда не покидают списки бестселлеров.
Развернув курсовую работу своего добросовестного студента, Сидор сразу же обратил внимание на имена писателей и цифры. На первом месте стояло имя Виктора Доценко. Оказывается, в своих семи знаменитых романах о Бешеном, так любимых культурным министром, Доценко использовал аж сто пятьдесят два русских слова! Молодец! Рекордсмен! Вот так словарный запас! В пять раз переплюнул Эллочку!
Надо порадовать премьера Черномордого. Он тоже восхищается романами Доценко, лично говорил автору, что всегда с нетерпением ждет новый роман о Бешеном, а когда роман попадает к нему в руки глотает его, глотает, забыв о еде, о государственных заботах, с дрожью следит за тем, как герой романа Доценко спасает Америку. Душа премьера трепещет в ожидании: спасет или не спасет Бешеный Америку? И как радостно, когда русский Бешеный становится героем США!
Сидор с умилением представляет, как Черномордый вытирает слезы радости, откладывая книгу: Америка спасена! Потом премьер России берет в руки баян, наигрывает милую его сердцу мелодию «Живи, Америка!» и думает, думает с надеждой: вот скоро придет бешеный американец и спасет Россию! Как здорово будет вручать ему награду в Кремле на глазах у всего мира!
Ведь США по такому случаю непременно организуют прямую трансляцию на весь мир, привлекут к зрелищу не только папуасов и бедуинов: они почти цивилизованный народ, но и доставят телевизоры в хижины вновь открытых племен в джунглях Амазонки. И все, все увидят его, ЕГО, Черномордого!
Увидят воочию, как он, выставив свой огромный живот, в двубортном костюме, подметающем полами паркет Кремля, вручает орден Героя России бешеному американцу. Аплодирует весь мир, даже дикие племена в джунглях Амазонки учатся хлопать в ладоши. Эх, мечта, сладкая мечта! Эта мечта и не дала выспаться толком премьеру правительства России, потому-то и давит он зевок, когда говорит о спасении России!
Прости меня, дорогой читатель, увлекся я, увел тебя из зала заседания в бразильские джунгли. Возвращаюсь назад. Итак, зал заседания российского правительства в Белом Доме, нет, не в Вашингтоне а в Москве, в том самом Белом Доме, который собственный президент расстрелял танками.
В Белый Дом в Вашингтоне тоже стреляли, правда, не президент, а какой-то бешеный американец из пистолета. И промахнулся. Белый Дом в Вашингтоне поменьше, чем в Москве. Но несмотря на это, зовут его в мировом сообществе Большой Белый Дом, а московский малый Белый Дом. Вероятно, из-за того, что в Вашингтонском хозяин, а в московском его наместник.
Российские министры сидят вокруг стола. Во главе премьер Черномордый. Реплику министра культуры о двух дискетах Коржакова и одиннадцати чемоданах Руцкого, в которые можно набить тысячи дискет, премьер отметил легким кивком, мол, услышал, оценил поддержку.
Господа, раз здесь все свои, продолжил Черномордый, по-прежнему строго хмуря брови, скажу прямо: дальше некуда! Доруководились Надо спасть Россию! Или мы спасем, или спасут ее бешеные коммунисты
Одного нашего нет, вдруг робко вякнул со своего места почти совершенно седой и тихий министр юстиции Коволев.
Кого это, вашего? строго глянул на него премьер.
Чу Чу начал заикаться от страха почти совершенно тихий министр юстиции.
Может, Зю Зю Зюганова, грозой глядел на него Черномордый. Вашим тут не место!
Дело в том, что Коволев раньше тоже был коммунистом. Правда, все кто сидел сейчас в зале, тоже раньше были коммунистами, но это еще раньше Коволева, которого взяли из коммунистической партии Зюганова в министры юстиции за его покладистый и тихий нрав. Посчитали: беспокоить не будет. И не ошиблись. Устроившись в мягком кресле министра юстиции, Коволев так полюбил его, что перестал считать себя коммунистом, испугался, что вышибут из уютного креслица.
Министр юстиции Коволев от грозного взгляда и страшных слов премьера совсем потерялся, прошептал в тишине: