Отнюдь. Просто это подарок.
Он резко замолчал, явно не собираясь продолжать, и я ляпнула наудачу:
От девушки?
Почему-то мне казалось, что этот напрашивавшийся вроде бы вариант наименее вероятен. Это было бы для Тима чересчур просто, прямо-таки недостойно. Разумеется, при этом я не только допускала, но и знала, что у Тима были девушки, и довольно много. Мы никогда не обсуждали его личную жизнь подробно, но и не избегали этой темы. Было вполне нормально услышать от него нечто вроде «Как говорила одна моя бывшая» или «Это кафе любила моя знакомая, мы встречались пару лет назад». После этого я не принималась расспрашивать обо всех этих «знакомых» не видела смысла, да и других тем для разговора и без того находилось предостаточно.
Иногда на пару секунд, не более я представляла Тима с девушкой, но эти мысли носили не ревностный и не эротический характер: мне было любопытно, как выглядят те, кто были с ним. Наверняка самые обычные, может, симпатичные девушки стройные, ухоженные, в аккуратных юбочках, с румянами на лице, просто со странным вкусом.
Да. От бывшей, ничего не выражающим тоном произнес Тим, направляясь в комнату.
Какой из? иронично спросила я, чтобы слегка разрядить атмосферу.
Последней. Он упорно говорил серьезно, но при этом слегка отстраненно, будто даже меня не хотел впускать на эту территорию.
К тому времени я уже знала, что с той девушкой он снимал вместе квартиру (в которой я теперь гостевала по пять раз в неделю), и расстались они вроде бы по ее инициативе, за несколько дней до нашего знакомства.
Значит, еще не забыл ее, сказала я, не ощущая никакой горечи разве что труднообъяснимое недоумение.
Я никогда ничего и никого не забываю, не страдаю амнезией. Тим чиркнул спичкой и зажег огонь под чайником цвета слегка перезрелой сливы, оставшимся от предыдущих хозяев. Они жили в другом городе, но все никак не продавали квартиру может, не исключали, что вернутся.
По-прежнему любишь ее?
Нет, конечно.
Тим стоял ко мне спиной, когда бросил эту короткую фразу, но, как я уже упоминала, мне совсем не обязательно видеть глаза человека, чтобы понять, что он лжет. В следующую секунду я вздрогнула, и у меня вырвалось растерянное «ой».
Что? Тебе плохо? немедленно обернувшись, разволновался друг. Подожди, сейчас налью воды
Не надо. Уже прошло. Я присела на табуретку и прислонилась к стене, тупо разглядывая причудливо сплетающиеся узоры на обоях. Ожидала расспросов, забыв на минуту, что Тим из тех, кому слова иногда не нужны.
Извини. Больше не буду, медленно проговорил он.
Больше не надо, согласилась я, рассеянно поглаживая место на теле, в котором только что ощутила это что-то вроде сокращения мышц, внезапной усиленной пульсации, эдакую «недоболь».
Видимо, мне все же хотелось, чтобы Тим о чем-то спросил, потому что я сказала таким тоном, будто отвечала на вопрос:
Да, у меня всегда так. Не знаю, как это объяснить медицински. Наверное, нечто близкое к аллергии. Только не на внешний раздражитель, а
Ну, человеческую речь нельзя считать внутренним раздражителем.
Я никогда не видела у Тима такого взгляда: сосредоточенного, грустного, глубокого, острого одновременно. В тот миг мне показалось, что только он один и прочувствовал, как на самом деле тяжело жить с моей способностью, и у меня в глазах защипало просились наружу слезы благодарности и облегчения. Я их, разумеется, сдержала правда, пришлось отвернуться и часто заморгать, чего Тим, конечно, не мог не заметить. Его ладонь накрыла мою руку, и он вдруг очень буднично произнес:
Слушай, я тут подумал, а не хочешь ко мне переехать?
И никаких тебе «давай поговорим», «у меня к тебе серьезное предложение», а главное никаких уточнений вроде «только, сама понимаешь, мы просто друзья». Его слова были естественны, как воздух. Как он сам.
Я открыла рот, чтобы произнести жутчайшее клише: «Ты действительно этого хочешь?» и тут же закрыла его. Мне ли не знать, что он действительно этого хотел. Здесь было неуместно и бесполезно переспрашивать, уточнять, а тем более выражать недоумение, удивление и тому подобные эмоции, которых во мне на самом деле не было.
Я открыла рот, чтобы произнести жутчайшее клише: «Ты действительно этого хочешь?» и тут же закрыла его. Мне ли не знать, что он действительно этого хотел. Здесь было неуместно и бесполезно переспрашивать, уточнять, а тем более выражать недоумение, удивление и тому подобные эмоции, которых во мне на самом деле не было.
Устал один платить за квартиру? усмехнулась я.
И это тоже, не стал скрывать Тим.
Смотри, если бы ты мне сейчас соврал
Да я уж понял, с тобой играть опасно.
Мне понравилось, как быстро мы перевели в шутку то, что еще минуту назад стало всеобъемлющим откровением, которое могло бы окрасить в трагически-темные тона нашу встречу. Тим умел быстро переключаться, отбрасывать негатив, как змеиную кожу, но при этом не быть поверхностным ни в чувствах, ни в суждениях.
он сказал «переехать». Переехать к нему.
Легко догадаться, что я давно мечтала уйти из дома. В четырнадцать лет даже попыталась, но, ясное дело, быстро вернулась. Однако мысль о том, чтобы «смотать удочки», меня не оставила и трансформировалось чуть ли не в навязчивую идею. Надежный и разумный способ был один: дождаться выпускного класса и попытаться поступить в иногородний институт. Несколько лет вдали от Яши (и от мамы, но что ж поделаешь) в этом случае были мне обеспечены. А там уже я должна была стать взрослой и полностью самостоятельной и, даже вернувшись в родной город, жить отдельно может, со своей собственной семьей. В пятнадцать всегда кажется, что в двадцать один-двадцать два ты будешь совсем другим человеком с совсем другой жизнью и другими взглядами на мир.