Надо признаться, в это что-то есть, подумала я.
Ладно. Мне пора, сказала я твердо, готовая, однако, к тому, что отвязываться от парня придется долго.
Хорошо. Удачного дня. Кстати, сегодня все снова будет замечательно.
Он развернулся и быстрым размашистым шагом двинулся на противоположную сторону улицы. От изумления я даже проводила его взглядом.
И день, действительно, был удачен даже на семинаре меня спросили именно о том, что я знала. А на обратном пути домой я вдруг нащупала в кармане своей куртки шоколадку уму непостижимо, как он успел ее туда положить. Достав ее, я улыбнулась. И развернула фольгу.
Я никогда не доверяла незнакомцам. До смерти боялась влюбиться всерьез, из-за этого избегала и секса вдруг бы он привязал меня к кому-то, заставив потом страдать? Дружила только с парой проверенных людей: Аней (о ней позже) и Гошей другом детства, практически родственником. Любые попытки вторжения в мою жизнь меня раздражали. Но
Постепенно, по крошечному кирпичику, этот парень сотворил чудо. Бог знает, как он смог выбрать единственно верный, пусть и довольно долгий, путь к моему сердцу. Говоря «путь к сердцу», я не имею в виду традиционное завоевание девушки. Речь о тех редких случаях, когда другой человек становится неотъемлемой частью твоей жизни, такой гармоничной частью, что тебе не хочется менять ничего ни его характер, ни характер отношений. Может, ты и не в восторге от всего, что он делает, но у тебя дух захватывает от того, что он именно таков, каков он есть, что он такой один. И он рядом. Почувствовать это за один день или за неделю почувствовать правильно, не истерично и сумбурно, не порывисто, а всей душой и осознанно нереально. Но слишком много времени мне не понадобилось.
Все развивалось своеобразно. После второй встречи я уже периодически вспоминала «того странного парня». Даже не зная его имени. В следующий раз он появился так же внезапно через несколько дней, после моих пар: «Запомнил время, в которое встретил тебя из банка ты вроде тогда из института шла?». Не знаю, может, это была и не первая попытка подстроить третью встречу, это мы потом никогда не обсуждали.
Мы наконец-то представились друг другу (архаичному полному имени Тимофей он предпочитал короткое Тим) и перешли на «ты». Я настороженно, коротко, но все же сообщила необходимый минимум информации о себе: студентка второго курса, учусь на культуролога (звучит претенциозно и очень бесперспективно одновременно, да простят меня все культурологи мира), живу с матерью и отчимом. Тим к тому времени учебу уже закончил наша разница в возрасте составляла четыре года и занимался в какой-то конторе продажами. «Но это ведь это совсем не творческая профессия», удивилась я, услышав об этом. «Отнюдь. Тим даже, кажется, немного обиделся. Всякая работа является творческой. Или ты думаешь, творчество непременно подразумевает бумагу, перо и кисти?».
К зиме мы начали видеться почти каждый день: бродили по улице, отогревались горячим чаем в кафешках, сходили пару раз на каток, смотрели у него дома фильмы допоздна все без малейшего намека на романтику. Мне было легко с этим человеком, потому что от него, в отличие от остальных, я не ждала подвоха: очень скоро стало ясно, что Тим, как и я, ненавидит врать. Он не бросался со своей правдой-маткой к окружающим, но, уверена, если бы любой, кто вызывал у него антипатию, спросил Тима об его отношении к себе, тот ответил бы честно.
Общаться с кем-то часами и ни разу не получить «удар под ребра», как я это называла, было необычно, почти нереально. Будто мне впервые за много лет разрешили выйти из душного помещения и постоять на пороге, вдыхая упоительный морозный воздух, и я с ужасом ждала, что вот-вот меня погонят обратно, но этого не происходило.
Закрывая за собой изнутри дверь в квартиру, я уже чувствовала, как ноги несут меня обратно к оазису, к Тиму.
До сих пор я считала одним из самых честных людей свою мать (разумеется, она, в отличие от Яши, знала о моей особенности, пусть и предпочитала молчать о ней как о редкой и постыдной болезни, в любом случае, при мне она старалась не врать и не лицемерить). Но по сравнению с Тимом и она стала казаться неискренней и фальшивой. О своей реакции на Яшу вообще говорить не приходилось: я продолжала сводить наше общение к минимуму, обращая к нему только дежурные фразы вроде «Доброе утро», «Спокойной ночи», «Сегодня снежно».
Однажды, уже в середине весны, я приехала к Тиму домой в выходной. Он встретил меня в пижаме непричесанный, по обыкновению, побритый как попало, в старых истрепанных тапочках, которые у него руки не доходили зашить. Что бы он ни говорил о том, как к ним привязан, на день рождения я собиралась подарить ему новые, о чем зачем-то и сообщила в прихожей. Да еще пошутила, что эти давно пора выкинуть.
С ним я научилась одной простой и приятной вещи говорить все, что вздумается. Конечно, только ему.
Ну уж нет! Что угодно, а вот тапочки мои не трогай, воспротивился Тим.
Ты решил открыть лавку старьевщика? предположила я, снимая пальто.