Профессор Оксфордского университета сэр А. Робертс выделил 8 основных причин интервенций, имевших место в истории международных отношений: помощь законному правительству в условиях гражданской войны; ответная интервенция (контр-интервенция); защита собственных граждан в другой стране; самозащита; поддержка нации или колонии в борьбе за самоопределение; препятствие беспорядкам и терроризму; предотвращение массового нарушения прав человека106. Как видно, почти все эти причины связаны с наличием в стране, подвергшейся интервенции, вооруженной борьбы между различными группами.
Другой крупный западный исследователь этого феномена профессор Гарвардского университета С. Хоффманн также видел прямую взаимосвязь между внешней интервенцией и внутренними конфликтами. В книге «Мировой беспорядок» 1998 года издания он утверждал, что двумя основными причинами, создающими необходимость иностранного военного вмешательства в дела суверенного государства, могут быть либо угроза международному миру со стороны какого-либо государства, либо массовое нарушение в нем прав человека107. Оба эти фактора прямо характеризуют степень конфликтности политического режима. В эту концепцию органично вписывается и интервенция Антанты в Россию, так как, с одной стороны, стремление большевиков к организации мировой революции угрожало глобальному миру, а с другой проводимая в РСФСР политика «красного террора» вполне может трактоваться как масштабное нарушение прав человека.
Становление такого видения феномена интервенции часто связывают с именем философа Г. Гроция, который еще в XVII веке в трактате «О праве войны и мира» выступал за наказание правителей, творящих «явное беззаконие» по отношению к собственным подданным, с помощью привлечения зарубежных сил108. В конце XX века эта концепция была реанимирована французским дипломатом Б. Кушнером в книге «Обязанность вмешаться»109.
Современная трактовка данной идеи сводится к тому, что пока в мире продолжают существовать политические режимы, построенные на ущемлении прав человека, закрепленных международными актами (Уставом ООН, «Всеобщей декларацией прав человека» 1948 года и др.), вмешательство во внутренние дела таких государственных образований не только допустимо, но порой и обязательно. На базе этой теории в конце XX начале XXI веков даже получила распространение такая разновидность международного вмешательства, как «гуманитарная интервенция». Суть этого вида межгосударственных столкновений точнее всего смог выразить словацкий публицист Д. Шмигула, сформулировавший следующее определение «это военное вмешательство государства или международного сообщества в целях защиты прав индивида от его собственного государства без согласия последнего»110. Такого рода операции проводились в Сомали в 19921995 годах, в Югославии в 1999 году, в Ливии в 2011 году и т. д.
По сути, на сегодняшний день политические лидеры мировых держав стали все больше склоняться от идеи «поддержания мира» к идее «принуждения к миру». По словам российского дипломата В. Ф. Заемского, подобные операции «можно квалифицировать как военные акции в поддержку дипломатических усилий по восстановлению мира, когда одна или несколько сторон конфликта не дают согласие на международное вмешательство притом, что между ними может существовать состояние войны»111. Соответственно, легитимация интервенций, как правило, связывается не столько с национальными интересами, сколько с необходимостью отстаивания общечеловеческих ценностей, сохранения мира и стабильности, как на конкретной территории, так и в глобальном масштабе.
Эта особенность достаточно ярко выражена в докладе «Международной комиссии по гуманитарной интервенции и государственному суверенитету» 2001 года. В документе главными причинами возможного военного вмешательства в конфликт были названы неспособность государства защитить граждан и массовые потери среди населения (геноцид, «этнические чистки» и т.д.), а условиями интервенции провозглашались: преследование благих намерений; соответствие масштабов цели используемым средствам; исчерпание возможностей мирного урегулирования; гарантии достижения положительных результатов112.
К этому стоит добавить замечание профессора Гронингенского университета У. Д. Верви, по мнению которого, государство-интервент должно в обязательном порядке быть беспристрастным и не иметь какой-либо политической или экономической заинтересованности в исходе конфликта113. Кроме того, важное дополнение к этому списку сделал Президент школы права Таллиннского университета Р. Мюллерсон по его словам, интервенты должны преследовать цель «остановить или предотвратить страдания населения, а не способствовать смене политического режима» в стране114. Впрочем, на практике в современном мире достижение первой цели подчас практически неосуществимо без второй.
Фактически, можно утверждать, что действия инициаторов интервенции часто представляют собой попытку разрешить внутренний конфликт с помощью внешнего.
Недаром российский исследователь И. П. Чернобровкин назвал военную интервенцию «крайним средством миротворческого контроля», необходимую в условиях, когда «посредничество и невоенные ресурсы давления оказываются недостаточными для прекращения насилия»115. В этом его поддерживает политолог А. А. Сушенцов, считающий, что уже долгое время «на практике стирается грань между боевыми действиями и миротворчеством»116. Далеко не нов такой взгляд и для зарубежной науки например, в работах Дж. Старки и Л. Оппенгейма по международному праву интервенция называется в числе средств урегулирования территориальных споров наряду, скажем, с блокадой и эмбарго117.