Давай звякнем лучше. Не охота к нему опять. В сон чего-то потянуло
Оля бродила по запущенному саду с тревожным ожиданием чего-то. Неясная тревога росла и постепенно определялась Оля ждала кого-то. Ждала так сильно, что не могла сосредоточиться на образе и хоть не много нарисовать его. Еще мешал туман: он наползал пушистым белым зверем, поглощая деревья, кусты и бирюзово-розовый закат. В груди сладко заныло от какой-то невероятно большой любви! Любовь набирала силу стремительно. Она выдавливала из глаз мучительные, тоскующие слёзы, грозила разорвать грудь от неземного счастья. А тело зябло и тряслось, от холода, от ожидания, от нетерпения
Но вот Оля чувствует тепло и приближение Его. Он уже рядом, он где-то тут. Но туман скрывает фигуру, не даёт разглядеть лица. Оля ждёт из последних сил, ещё немного и она проснётся от своего мучительного крика. Но ей надо потерпеть, ей надо обязательно увидеть лицо того, кто к ней идёт. Ей надо увидеть! Ей надо потерпеть! Туман, сжалившись над Ольгой, расступился, и появился Он. Незнакомое, но очень любимое лицо, с чуть раскосыми, азиатскими и жадными глазами, тревожно и влюблёно смотрело на нее в упор. Оля удивилась его глаза тоже блестят от слёз. Она не может сдержать своих. А он тянет к ней руки Они чужие, но Оля знает их силу и нежность. Она уже знает, что как только прикоснётся к его груди и вдохнёт запах его разогретого тела, то сразу же умрёт от счастья. От такого счастья, которого не может быть
Он ищет её губы и шепчет жарко:
Я оставил жену, я бросил детей Я больше не могу без тебя Не могу
Его безумная любовь передается Оле. Она не может справиться с силой его любви. Её разрывает от необъятного вселенского счастья! Ее любовь просит выхода, ей тесно в пылающей груди. Любовь вырывается наружу вместе с томительным криком:
Сергей!
Оля успевает погладить его жёсткие прямые волосы, чёрные, как безлунная ночь И всё пропало. Сад, туман, Сергей остался в безумно-сладком сне, а Оля вернулась в явь. Но она еще долго не могла успокоиться, прийти в себя, сбросить его руки, оторваться от его горящих, смоляных, влюбленных глаз. Сердце продолжало биться пойманной птицей: бешено, страстно, не жалея крыльев. Вот только счастье быстро улетучивалось, освобождая место для тоски, которая была уже реальной, принесенной из туманного сна. Оля не знала этого мужчину. Но любила, также сильно и мучительно, как несколько минут назад, во сне. Утро растворило сон, но не смогло растворить странной любви, родившейся во сне. Оля с ужасом понимала, что влюбилась в несуществующего человека, в образ, рождённый фантазией, гормонами, обрывками эмоций.
«Я сошла с ума! И зачем мне это надо?! Где мне его искать?! Его же нет на самом деле, я его придумала. Разве можно влюбиться в выдумку?!!.. Но я хочу его Я не могу без него! Боже, какой бред! Что со мной? Как мне жить без него?!»
Даже не закрывая глаз, уже на память Оля видела его лицо: тревожно-влюблённые глаза чувствуют разлуку, жёсткие и горячие губы шепчут: «Я больше не могу без тебя»
Оля яростно перебирает всех знакомых, приятелей, полузнакомых, едва знакомых. Может, он все-таки существует в реальном мире этот любимый незнакомый мужчина из волшебного сна?
«Я не видела его раньше. Это точно, ошибается Оля, забывая о фотографии, намерено поставленной на видное место в комнате у Павлуши. Но я хочу его увидеть! Хочу! Хочу! Но где?! Только во сне»
Оля готова плакать от горя. И она, наверное, разревелась бы от горя, но нелепость злой шутки Морфея не позволила пустить глупую слезу.
Она встала с кровати совершенно разбитой. Приняла холодный душ, сварила крепкий кофе взбодрилась через силу И к ужасу своему почувствовала предательское желание отдаться в волшебные объятия шутника Морфея. Пускай он шутит зло, она согласна, но только бы опять увидеть Его, погладить волосы, черные, как безлунная ночь, заглянуть в глаза, услышать
Прекрати! приказала она сама себе. Болезнь нельзя запускать. Да-а, это, конечно, экзотическая болезнь, но тоже наверно как-то лечится. А, выражаясь грубее, посредством маразма дойдём до оргазма. Или до сумасшедшего дома, куда, в принципе, мне и дорога.
Оля храбрилась, но предательское желание не отступало. Оля забыла об отгуле, о деле, о дерзких заклинаниях: «Чур, меня, любовь, чур». Она забыла, как жила раньше, до этой встречи во сне, в розово-голубом тумане. И что самое страшное, она не знала, как ей жить теперь, после встречи в розово-голубом тумане? Кто расколдует её, дуру несчастную, влюбившуюся в сон, но никогда не любившую в реальной жизни?
Голова гудела и пухла, а сердце продолжало биться пойманной птицей-синицей, как только Оля вспоминала смуглое, немного азиатское лицо с глазами жаркими как азиатская ночь. Шесть часов отделяло её от счастья во сне. Шесть часов реальных мучений и любви.
Это уже смешно. Это уже похоже на бред. Мне одна дорога в дурдом. А там как раз живёт добрый волшебник Сергей Дмитриевич. Он-то меня и расколдует Тем более, у меня к психу есть кое-какое дело. Только вот я к делу совсем остыла.
Через «ни хочу» и в основном ради подруги, Ольга начала вяло собираться в клинику для душевнобольных. Не забывая, однако, что на главного врачевателя больных душ надо произвести соответствующее впечатление. Одевалась Ольга продуманно: маленькая фетровая шляпка с круглыми полями, на которых росли бумажные незабудки и мак; приталенное пальто строгого английского стиля, цвета топлёного молока; тонкие перчатки и остроносые сапожки на высоком каблучке.