Вот промелькнули по правую руку развалины валлонского лагеря, чью мертвую тишину уже не нарушало мычание коров; совсем скоро мимо пролетели еще одни каменные останки, помнящие (если верить ламе Севере) в тот числе и пьяные выкрики тайваньских парней. А вот и высокая крыша хижины маньчжурского шамана, бывшего портала, связывавшего когда-то их новый мир с прежним.
Ничего, успел подумать Романов, провожая взглядом остроконечную крышу, возвышающуюся над развалинами, у нас есть другой портал. И пусть никто не собирается бежать из этого мира, сама возможность вернуться домой, в Санкт-Петербург, греет душу.
В последнем перед поворотом лагере развалин практически не было; все сборные постройки и медицинский фургон африканцев уже обрели постоянную прописку в русском лагере. Но именно здесь командир остановил автомобиль, притормозив его перед поворотом. Он легко выпрыгнул в дверцу; все последовали за ним не затем, чтобы размять ноги, ведь просидели они в салоне не больше пятнадцати минут. Нет они сгрудились вокруг полковника Кудрявцева, который рассматривал на лишенном растительности пятачке рыхлой земли отпечатки ног. Босых ног. Он медленно поднял голову и, найдя профессора, кивнул:
Вот они, твои дикари!
Профессор кивнул в ответ, проглотив встречный вопрос: «Почему мои?», потому что раньше прозвучал другой, тревожный возглас:
Командир!
Кричал Никитин, который единственный сейчас стоял поодаль от группы, у другой такой же проплешины. Тут тоже были следы босых человеческих ног, и Анатолий прикладывал свою, в берце, к одному из них громадному, наверное, в полтора раза превышавшему размерами отпечаток кожаной подошвы.
А командир вдруг громко выдохнул и уже совсем не тревожным, даже скорее веселым голосом воскликнул:
Ну что, Анатолий, ждал в гости Николая Валуева? Вот он и прибыл.
Рука его тем временем тянулась вперед туда, где над русским анклавом вырастал темный столб дыма. Один!..
К дому подъезжали медленно, едва фырча двигателем внедорожника. Может потому к ним не повернулся никто из толпы, окружившей кого-то, или что-то за пределами огородов. А может, никто не обратил внимания на автомобиль, потому что окрестности заполняла музыка, от которой невозможно было оторваться?
Аккордеон что-то надрывно спрашивал у рябины, что «стояла, качаясь» Чей-то голос (Лариса Ильина узнал профессор) отвечал за рябину, что та никак не может перебраться к дубу, а многоголосый хор без слов, одним напевным длинным девичьим стоном подтверждал да, не пара дубу рябина; как не пара коню трепетная лань, волку ягненок, а русским.., Нет всем людям вот эти статные полуголые «красавицы», что выстроились перед сидящей на сером кубе (одном из первых образцов строительных конструкций) Ириной Жадовой. Последняя вдруг замерла, остановив меха аккордеона девушка увидела подходящего командира с товарищами. Она испуганно заморгала и повернула лицо направо туда, где стоял, наверное, самый примечательный гость. В этом гигантском старике, одетом в выделанные звериные шкуры и опирающемся на огромный, явно неподъемный посох, Романов угадал было чьи-то знакомые черты, но эта догадка тут же растаяла, спугнутая строгим вопросом командира:
Это что за концерт художественной самодеятельности? И почему гости поют голодные?..
Глава 35. Де правнук вождя
Зверь в логове глухо заворчал. Де тоже ворчал бы, больше того кинул бы в того, кто посмел разбудить его ранним утром, чем-то тяжелым, что первым попалось бы под руки. Но у пещерного льва не было рук; зато у него были страшные клыки и длинные когти, для которых порвать в клочья и шкуры на теле правнука вождя, и само тело не составляло никакого труда.
Хо! Пусть этот зверь доберется сначала до тела не-зверя; до его такого мощного и красивого тела, или до тщедушного тельца брата по второй матери Лая. Пусть лев попробует преодолеть вроде такую хлипкую преграду ствол приречного дерева, перегородившего сейчас вход в логово. Бревнышко, зажатое меж камнями так, что предоставляло свободный ход только поверх себя, конечно стремительного броска зверя не выдержит. Но зачем ему, пещерному льву, бросаться на твердый и несъедобный кусок дерева, когда над ним вроде бы достаточно места, чтобы протиснуться наружу и успеть вонзить клыки в сладкую сочную плоть двуногих?
По правде сказать, все это и бревно, и обманчивую щель над ним, придумал Лай. Но кто его будет спрашивать? Победа над ужасным; самым опасным, а потому самым почетным в качестве трофея хищником, все равно будет его Де, сына Дена и правнука Дената. Дед погиб точно в такой охоте; он так и не стал Деном, оставшись в памяти просто Де Точнее, ни в чьей памяти он не остался кто будет помнить о неудачнике, у которого не хватило отваги или мозгов? А может быть, просто рядом не было такого признаем умного брата по второй матери.
Чуткое обоняние не-зверя почуяло терпкий запах льва. Тот был уже рядом с хлипкой преградой; даже вроде бы царапнул деревяшку когтями, отчего она мелко задрожала. Инстинкт, наверное, подсказывал зверю неспроста совсем рядом ждут его источающие вкусные запахи двуногие, не надо совать голову в эту щель