Запомни, Урмасик, тут тебе никто и ничего не обязан
Нина, я не должен быть здесь, я это чувствую, всем собой, что нет меня здесь еще когда ехал сюда, еще когда получал направление Такое чувство, будто я поскользнулся и в круг двумя ногами попал
Ой, чем холоднее на улице, тем у тебя жарче, Нинель встала, и простыни липнут так противно Рассказывай, рассказывай, а я все-таки приберусь у тебя
Урмас забеспокоился:
Нет, давай чайку лучше попьем у вас чай индийский свободно продается
Он направил свет настольной лампы точно между ними. Резкие тени падали от крошек, и световой кружок казался черно-белой фотографией неведомого пейзажа.
Он направил свет настольной лампы точно между ними. Резкие тени падали от крошек, и световой кружок казался черно-белой фотографией неведомого пейзажа.
Видишь круг? Это самая страшная геометрическая фигура. В нем находиться нельзя всякий круг, не встречая внутри себя сопротивления, стремится к сужению в точку, в смерть. Поэтому мы вынуждены ежечасно, ежесекундно раздвигать его границы, причем с такой же скоростью, с какой он сужается
Ты попроще
Пожалуйста. Первый круг наше тело, в котором заключена душа; второй временное ограничение нашей жизни третий человеческое пространство замкнуто земным планетой, на которой мы живем
Ну, это в общем
Могу конкретнее Человек сидит дома. Он тоже находится в кругу, но с весьма зыбкими, условными границами, поскольку может в любое время выйти куда угодно вот он идет на улицу, допустим, там гололед, по шоссе проносятся машины
И попадает под одну из них
Будь внимательней вот он сходит с тротуара, поскальзывается и попадает в круг! Он не может теперь пойти куда угодно, сообразно своим желаниям вот эти метр на полтора, в которых он сейчас находится, из которых пытается выбраться, и есть его последний круг, уменьшающийся с той скоростью, с какой несется на него машина!
Урмас привстал и наклонился к ней.
Все. Машина в нескольких сантиметрах от шеи человека и
Перестань! вскрикнула она в испуге. С такими мыслями, как у тебя, чокнуться можно!
Урмас странно посмотрел на неё, сел, но молчать побоялся. Едва он замолкал, в хозяйкиной комнате бормотанье, всхлипы возобновлялись, и, казалось, приближались к двери
Кстати, сказал он, улыбнувшись, ученые открыли, что для нашей памяти нет разницы, состоялось событие действительно или ты его ярко и эмоционально вообразил
В сенях грохнуло
Урмас насторожился, Нинель рассмеялась:
Крысы
Не говори о крысах к вечеру, я их боюсь!
Это потому, что ты с ними не живешь Мне старожилы рассказывали, что раньше в Тар-тарах крыс вообще не было. А когда зерно пошло, они пришли сюда из Аркалыка. Шли долго, длинной серой лентой
Хватит, Нина!
Представляешь, перед походом состоялось крысиное партсобрание, на котором в повестке дня стоял вопрос о дальнейшем улучшении крысиной жизни; крыса-Брежнев читал доклад, потом крысиное Политбюро вынесло решение
Пока у Лайковой беседовали, в доме на противоположной стороне улицы занимались отнюдь не праздными делами.
Миша Барыкин сидел за прекрасным темно-полированным столом, купленным матерью, когда его приняли в редакцию. Перед ним лежал чистый лист писчей бумаги, но записывать свои мысли не мог в данный момент они составляли строжайшую государственную тайну.
Что раньше он знал о ГБ? Кто-то говорил, что комитетчики ходят на демонстрации и всякие политические мероприятия и следят там за порядком. В газетах писали, что они ловят шпионов и валютчиков. Из скупых откровений наезжавших областных газетчиков Миша усвоил, что идти против КПСС опасно говорить против можешь сколько угодно, вон, эту партию костерят все, кому не лень от совхозных парторгов до последних тар-таринских бичей, но так, между собой а если листовки начнешь сочинять или с оружием выступать ну, это и дураку было понятно Но откуда Барыкин мог знать, что сотни тысяч людей в полном подполье напряженно трудятся день и ночь, и это в условиях мира и мощного развитого государства? Почему?
Улыбнувшись, Сергей Николаевич разделил чертой лист бумаги и сказал: «Вот тень, вот свет. Где работают наши противники?» Конечно, в тени, подтвердил Миша. «Вот и мы должны погрузиться в тень, чтобы встретиться с ними».
Журналист был крупно разочарован. Он полагал, что ему выдадут красную книжицу и он, не только как газетчик, но и как представитель суровой меченосной организации, будет бороться с недостатками «Никаких удостоверений. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен знать, что ты работаешь на нас!» сказал Наставник.
Часового разговора хватило на то, чтобы лоб горел как от высокой температуры. Государственная безопасность, контрразведка эти слова кого угодно могли лишить покоя!
Он достал припрятанную сигарету еще стеснялся курить в открытую при матери и вышел во двор.
На вершине элеватора горел красный фонарик, где-то топилась баня, и горький дым наплывал тонкими прозрачными лентами; в сарае умиротворенно хрипели кабанчики, укладываясь на ночлег понизу тянуло ночной сыростью и к Мише вернулось спокойствие и даже недостойный скептицизм.