А где-то жизнь, далекая, как звезды,
Спокойная, как чистый детский сон!
И в дымке голубой прохладный воздух,
И у причала тихий шелест волн.
Нас будут долго выбивать из склада
В нем импортной взрывчатки сотня тонн.
Для фейерверка это то, что надо!
Ведь это наш последний бастион.
И на свою «ударную» работу
Мы напоследок поглядим с небес.
Пусть в этом нам помогут вертолеты
Паршивых пакистанских ВВС.
А где-то в мирном городке рабочем,
Где старый дом и над трубой дымок,
Вдруг женщина проснётся среди ночи
И сдавленно шепнёт: «Сынок сынок»
Нам не будет никогда тридцати.
Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово «плен».
Ни фамилий наших нет, ни имен
Что безвестности страшней для солдат!
Неизвестно, кто и где погребён.
Неизвестно, кто и в чем виноват!
1988
Ноябрь 2001
Посвящение восставшим военнопленным в Бадабере
Нам не будет никогда тридцати.
Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово «плен».
Им не вынести в домах тишины.
Никаким теплом нельзя их согреть.
И уже не разогнуть им спины
До свистящего, как хрип, слова «смерть».
Нас два десятка молодых и сильных,
Но до смерти измученных парней,
Познавших «прелесть» тесноты могильной
В одном из пакистанских лагерей.
Не все, наверно, побывали даже
В атаках, быстротечных и лихих.
Но кто и как сюда попал не важно!
Мы кровью смоем все свои грехи.
А где-то по утрам еще морозы
Тончайшим льдом хрустят на мостовых.
Но в белых рощах тонкие березы
Уже готовят ветви для листвы.
Надежда тот последний свет, который
Тропинку дарит путнику во мгле.
Мгновение и сорваны запоры,
И корчится охранник на земле.
Пусть будет наш парад без предисловий,
Но это будет с музыкой парад!
И вот уж руки, липкие от крови,
Чужой перехватили автомат.
А где-то снова грозы разыгрались.
И хлеба ждет весенняя земля.
И, как ефрейтор, длинноногий аист
Вышагивает важно по полям.
Сейчас не до речей сентиментальных.
Пощады нам не ждать война не спорт.
Уже не будет коек госпитальных,
Не подоспеет краснозвездный борт.
Но есть Москва, есть Ленинград и Волга,
И сердце есть, которое стучит
А «духам» мы запомнимся надолго:
Чему-то ж нас успели научить!
А где-то жизнь, далекая, как звезды,
Спокойная, как чистый детский сон!
И в дымке голубой прохладный воздух,
И у причала тихий шелест волн.
Нас будут долго выбивать из склада
В нем импортной взрывчатки сотня тонн.
Для фейерверка это то, что надо!
Ведь это наш последний бастион.
И на свою «ударную» работу
Мы напоследок поглядим с небес.
Пусть в этом нам помогут вертолеты
Паршивых пакистанских ВВС.
А где-то в мирном городке рабочем,
Где старый дом и над трубой дымок,
Вдруг женщина проснётся среди ночи
И сдавленно шепнёт: «Сынок сынок»
Нам не будет никогда тридцати.
Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово «плен».
Ни фамилий наших нет, ни имен
Что безвестности страшней для солдат!
Неизвестно, кто и где погребён.
Неизвестно, кто и в чем виноват!
1988
Прощай, ХХ век!
Прошелестит настенный календарь,
Перевернув последнюю страницу.
Листков пронумерованные птицы
Умчатся в историческую даль.
Но жизнь на этом не закончит бег,
Иных земных хлопот добавив людям.
Ну что ж, прости-прощай, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.
Покуда нас не подвела беда
К последнему прощальному застолью,
Ты с нами остаёшься навсегда
Своим величьем и своею болью!
За то, что был победный фейерверк,
За то, что ты дарил надежду людям,
Благодарим тебя, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.
Бывали мы у роковой черты,
Когда в умах безверье и разруха,
Свидетелями общей слепоты
И взлёта человеческого духа!
За дым костра, сулящего ночлег,
За долгий путь, что был суров и труден,
Благодарим тебя, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.
За жар пустынь! За белизну снегов!
За синеву обители небесной!
А также за друзей! И за врагов!
Ведь жизнь без них была б довольно пресной!
Пока весна светла и горяча
Из-подо льда высвобождает реки,
Мы будем часто по тебе скучать
В чужом и непривычном новом веке.
Ну что ж, прими последнее «прости»
Под монотонный плач январской вьюги.
Мы будем часто о тебе грустить,
Как об ушедшем самом близком друге!
За звездопад, за самый первый снег,
За свет любви, согревший столько судеб,
Благодарим тебя, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.
Пока весна светла и горяча
Из-подо льда высвобождает реки,
Мы будем часто по тебе скучать
В чужом и непривычном новом веке.
Ноябрь 2000
Марк Шехтман
Марк Шехтман родился в Таджикистане в 1948 году. Имеет два образования: филологическое и физико-математическое. Основная сфера его деятельности преподавание истории и теории литературы. Интересы фантастика и теория чисел. В свет вышли несколько сборников его стихов и книга комедий-миниатюр. Его поэтические подборки печатались во многих странах, в различных альманахах и журналах. Критики и читатели отмечают в стихах М. Шехтмана сложную образность, метафоричность и следование классическим традициям.
Ноябрь 2000
Марк Шехтман
Марк Шехтман родился в Таджикистане в 1948 году. Имеет два образования: филологическое и физико-математическое. Основная сфера его деятельности преподавание истории и теории литературы. Интересы фантастика и теория чисел. В свет вышли несколько сборников его стихов и книга комедий-миниатюр. Его поэтические подборки печатались во многих странах, в различных альманахах и журналах. Критики и читатели отмечают в стихах М. Шехтмана сложную образность, метафоричность и следование классическим традициям.