Помнится, по приговору тебя вначале должны были кастрировать, а потом отрубить голову?
– Не напоминай мне о безумии тех неразумных. Для них оскопить меня еще не значило лишить главного стимула жизни, поэтому они решили отнять у меня способность мыслить. – Малик притворно тяжело вздохнул. – Но такова уж участь всех одаренных Всевышним. Всякому, обладающему, подобно мне, столь блестящим умом и жаждой знаний, не избежать подстерегающих врагов.
– Сдается мне, чуть не постигшее тебя оскопление связано с твоими низменными страстями, а отрубленная голова – всего лишь скандинавская сага. Я так и не взял в толк, почему тебе понадобилось соблазнить жену начальника королевской гвардии?
– Я был нужен ей, – простодушно ответил Малик. – Эта скотина, ее муж, жестоко обращался с ней.
Гейдж покачал головой. Его не удивили слова Малика.
Женщине вовсе не обязательно быть молодой или привлекательной, чтобы оказаться в постели Малика. Он любил их всех и, похоже, наслаждался каждой с той же необузданной страстью, как наверняка и они с ним.
– Я беспокоюсь, все ли с ней в порядке сейчас, – заволновался Малик. – Может, стоит нам вернуться в Карзну и…
– Нет! – решительно отрезал Гейдж.
Тогда им едва удалось выбраться из Византии живыми и невредимыми и спасти вдобавок женщину. По настоянию Малика они взяли ее с собой и спрятали в надежном месте, в ее деревне.
– С ней все в порядке. Я дал ей достаточно золота, она безбедно устроит свою жизнь. Ты ей не нужен.
Гейдж говорил об известном им обоим, но Малику важно было еще раз услышать о благополучном завершении этой рискованной истории.
– Возможно, ты и прав. Я должен был помочь ей найти другого подходящего мужчину. – Он широким жестом указал на комету. – Подобно светящейся комете, я затмеваю все вокруг.
Гейдж ухмыльнулся.
– Насколько легче мне было бы жить, если бы ты сиял не так ярко и не так часто.
Лучистая широкая улыбка под густой бородой озарила прекрасное лицо Малика.
– Но ты не признаешь легкую жизнь. Благодаря мне ты развлекаешься и рискуешь. Поэтому ты и взял меня в друзья.
– Зачем я вообще ввязался в эту историю?
– Ты тоже не слишком-то застенчив и скромен. Так идем мы в эту Англию?
– Вильгельм поставил условие: если я соглашусь, то должен буду оставить тебя в Бельриве. Он боится, что твоя сарацинская душа навлечет гнев небес и погубит все дело.
– Ты разъяснил ему, что в бою мне нет равных и я могу завоевать этих саксов без его армии? – Малик гордо выпятил грудь. – Мой карающий меч заставит их удирать, как овец. У них от страха отнимутся ноги, когда я натяну тетиву лука и пущу стрелу. Их затрясет от ужаса и боли под копытами моего мощного коня…
– Я сказал ему, – перебил друга Гейдж, – что у них задрожат колени и застучат зубы от твоих хвастливых речей.
Малик печально покачал головой.
– Стрелы твоих ядовитых слов ранили меня в сердце. После стольких лет дружбы ты так и не оценил моих подлинных достоинств.
– Ты изо дня в день ежеминутно расхваливаешь себя. Как же я могу сомневаться в твоем мужестве?
– Я совершенствуюсь и хочу, чтобы ты знал об этом. – Малик отвел взгляд и тихо сказал:
– Если для тебя будет лучше, то я останусь в Бельриве.
– Ты позволишь Вильгельму указывать, с кем мне быть, кого брать в друзья и сражения?
– Он правитель Нормандии.
– Он нуждается во мне, а не я в нем. Если решу идти, ты пойдешь со мной. – Поморщившись, Гейдж досказал:
– Я уж не говорю о том, какой разгул ты устроишь здесь, оставь я тебя в замке.
– А ты затоскуешь без меня, и ничто тебе не поможет.
Помрачнев, Малик снова взглянул на небо.
– Возможно, мне придется остаться здесь, – пробормотал он. – У меня тяжелое предчувствие: там, за морем, меня ждет беда.
– Так начертано на небе, – едко заметил Гейдж.