Игорь Александрович Кравец - Cтансы и сонеты к Аннушке стр 2.

С дорогой расставанье разделяя,
Как путник, что идёт судьбе навстречу,
Я милый лик всегда ношу с собой.

В нём талисман для памяти прекрасный,
В нём кладезь и источник вдохновенья,
В нём щит любви, что мы берём на бой.

И от того слеза была напрасной,
Что сердце с ней заранее согласно.

Приболела. Руки  пламя
В синих жилках кровяных,
Подымаешь их как знамя,
Словно зов надежд льняных.
Нет испуга, есть забота
Пронести с живой водой
До изнеженного грота
Руки лодочкой. Гурьбой
Чувства с нежности завязкой
Бросить под ноги в мешке,
Потянуть тесёмку маски,
Снять с запястий ремешки.
И болезнь уйдет, во мраке
Мы останемся вдвоём,
И откроет дверь во фраке
Ночь с притушенным огнём.
Ведь огонь нам только в помощь,
Мы готовы запалить
Древо жизни в страсти полночь,
И друг в друга кровь излить.

Как много надо нам познать,
Так мало нам дано прожить,
На свете белом не видать,
Когда прервётся жизни нить,
Когда познания удел
Нам посох мудрости вручит,
Плод искушения, что спел,
Притянет сердце, как магнит.
И, обретая в тишине
Покой горящего огня,
Дух устремится к синеве,
Над бренной темнотой паря,
И, отдавая дань мечте,
Пребудет в вечной нищете.

Сердце пляшет, как пьяный дервиш,
Как цыганка в запале страсти,
Ты ему в эту ночь поверишь
И забросишь, как невод, снасти
Чувств в путину ночной погоды,
Где на нерест выходят рыбки
И луна принимает роды
У деревьев, стволы чьи гибки.
Майский день убегает, точно
Кот сиамский от влаги неба,
Солнце в тучи засело прочно,
А душа ищет вешнего хлеба,
Испечённого солнечным жаром,
Что парит над землёю задаром.

В путь отправляясь, образы мои,
Сменяя друг за другом имена,
Идут тропой не пройдённой любви
И сеют чувств горящих семена.
Вот лес зарделся пламенем зари,
И шепчет ручеёк косуле «Стой!»,
Плоятся ветром волосы твои,
И, как душа, идут на водопой,
Чтоб жажда отпустила стремена,
Те помыслы, которыми сильна
Любовь соприкоснувшихся сердец,
И образы, напитанные ей,
Влекомые сквозь тень отживших дней,
Тревожат дух, как память-бубенец.

Возможно, ты меня не назовёшь,
Не вспомнишь на исходе дней земных,
Когда тебя охватит смерти дрожь
И счастье жизни превратится в жмых.
Не лучше ли, когда снедает страх,
Тебе узреть среди горящих глаз
Те, что скорбят и помнить будут прах,
Как дар, когда приходит смертный час?
Быть может, ты огонь мне передашь
Иль детям, что живут в краю родном,
Не дай себя забыть, густым быльём
Пускай не порастёт души багаж,
Ведь имя, что слетает с смертных уст,
Как новый горизонт, и без него он пуст.

Возможно, ты меня не назовёшь,
Не вспомнишь на исходе дней земных,
Когда тебя охватит смерти дрожь
И счастье жизни превратится в жмых.
Не лучше ли, когда снедает страх,
Тебе узреть среди горящих глаз
Те, что скорбят и помнить будут прах,
Как дар, когда приходит смертный час?
Быть может, ты огонь мне передашь
Иль детям, что живут в краю родном,
Не дай себя забыть, густым быльём
Пускай не порастёт души багаж,
Ведь имя, что слетает с смертных уст,
Как новый горизонт, и без него он пуст.

Пожурчи со мной, ручеёк,
Слёзки милой растут с ноготок,
В них весенней распутицы сток,
Сердца влага и боли звонок.

Зазвенит колокольцем тоска
И душой беглеца-босяка
Побежит, как скиталица, прочь,
В плодородную муками ночь.
Я взойду на вершину холма
И увижу, как из-под ярма
Рвутся сонные души людей,
Как из клеток желанья зверей,
И плывут на вершину холма
Облака, облака, облака.

Я видел крылья голубя на тихом перекрёстке,
Казалось, сбросил ангел их на пешие подмостки,
И перья разлетелись, как благая весть по свету
О жизни и о смерти, как о верности обету.
Не ангел голубь, видимо, но крылья есть у птицы,
По ним узнать мы можем, как душе родные лица,
Их вид иль род, но имя, наречённое с рожденья,
Для диких птиц неведомо, день ангела  творенье
Людской природы. В святцы мы те имена заносим
И чтим их нашей памятью, на сердце, в мыслях носим.
И ждём от покровителя, заступника по вере,
На жизнь  охранной грамоты, на смерть  благих поверий.
Но если ангел падает во тьме на твердь земную,
Как птица, чья-то жизнь летит душой в даль неземную.

Затаи дыханье, поступь,
Миру вечному отдай
Той души нетленный остров,
Населённый, словно рай.
Оступись, продли мгновенье, 
Не спеши отвергнуть дрожь,
Что рождается биеньем
Сердца дикого, как рожь.
Утоли печаль слезою,
Верни памяти долги
И траву примни босою,
Лёгкой поступью ноги.
Затаённое дыханье 
Как любви немой признанье.

Бахромою на ресничках
Иней искрами горит.
И синица, как певичка,
Грудью чёрною парит
Над людьми на сцене неба 
В ветках голых, свысока,
Как звенит, порой нелепо,
«Зинь-зинь»  жёлтые бока.
Белощёка, в плен морозный
Не боится заглянуть,
Голос «пинь-пинь» виртуозный
Дарит слуху чёрна грудь.
Посмотри, дыхни в пространство,
Паром будешь говорить,
Бахромой ресниц убранства
Будет память бередить.

Мы врастаем в снег и холод,
И тепло бежит вослед
Пару светлому, как солод.
Снег как воздух! Снег как хлеб!
И одежда, как капуста,
Разноцветием рябит,
И в пространстве стылом пусто,
Лишь следы оно хранит.