Пошёл Иван домой, рассказал родным, что́ произошло. Сказал, что уходит завтра с «Балаганом».
Куда ты? всплеснула руками мать. Ты ж пропадёшь! Ведь ты же ничего толком делать-то не умеешь!
Пе́ть я умею, матушка! Людям понравилось. Вот и пойду делать то, что у меня получается.
А брат думает: «Ну, и хорошо. Уйдёт Ванятко дом и хозяйство мне останутся!». Он же умный был, брат-то
Так стал Иван «так себе» бродячим артистом. По многим сёлам и деревням ходил. Только петь его стали просить и в начале представления чтобы зрителей привлечь, и в конце чтоб не расходились. Название театру сменили стали называться «Певучий балаган». Дела у них в гору пошли. Купили даже четыре кибитки с лошадьми, чтобы самим грязь да снег не топтать. В соседние страны стали заглядывать.
Вот как-то приехал «Певучий балаган» в столицу. А у царя того государства была дочь на выданье. И всё капризничала царевна, никак жениха себе выбрать не могла. Сидела она однажды у окна вечерком, вдруг слышит поёт кто-то. Да так хорошо, так трогательно: то соловьём зальётся, то тихую душевную ноту затянет. Загорелась у царевны душа, побежала она к царю.
Батюшка! говорит. Нашла я себе жениха. Ты только выйди из терема, послушай!
Удивились царь с царицей, вышли на царский двор, слышат и впрямь кто-то хорошо поёт.
Слушай, дочка! говорит царь. Певец, конечно, отменный, но ты ж его совсем не знаешь! Какого он роду-племени? Каков он внешне, хорош ли собой? Может, он тебе и не приглянется
Что ты, батюшка! воскликнула царевна. Разве может быть дурной внешности тот, кто так поёт? Да и, чтобы так научиться, хорошие учителя нужны наверняка певец знатной крови.
Велел царь разыскать того певца. Вы уж догадались, что это не кто иной, как Иван «так себе» был. Предстал он перед царевной. Посмотрела она и нос сморщила не по пению внешность-то оказалась. Но, уж раз отыскали певца, попросил его царь продемонстрировать своё искусство.
На сей раз не постеснялся Иван показал, на что он способен. У самого́ царя на глазах слёзы выступили.
Слушай, Иван! говорит царь. Оставайся-ка ты придворным певцом. Всё у тебя будет. Будешь сыт, красиво одет. Будешь на мягкой перине в тёплых покоях спать, и только нам да гостям песни свои слагать. Ну, а коли ещё царскую семью в песнях прославишь, я тебя озолочу!
Не гневайся, царь-батюшка! отвечает Иван с поклоном. Мои песни мне Земля-матушка сочиняет. В царских покоях ничего у меня не получится. Нужен мне ветер дорожный, да леса густые, да поля бескрайние, чтобы песни писать. Не могу я в царском дворце жить и творить.
Разгневался царь и велел прогнать Ивана, а заодно и весь театр. Пошли они дальше странствовать по великим просторам России
Через несколько лет прибыл «Певучий балаган» в родную деревню Ивана. Собрался народ на базарной площади. Вышел к людям певец с гуслями в парчовом наряде, коротко подстриженный, с небольшой аккуратной бородкой. Никто певца не узнал. Не узнала его и мать, что стояла в толпе на площади. А Иван сразу мать заприметил. Смотрит ей в глаза и поёт душевную песню о матери и о сыновней любви. Защемило сердце материнское. Подошла она поближе, взглянула в глаза певцу а они синие-синие и все в ресницах.
После представления обняла мать сына, позвала домой. Батюшка Ивана уже давно преставился, а старший брат обзавёлся семьёй и вёл хозяйство умно и рачительно.
Оставайся с нами, сынок! просила мать Ивана. Уж намотался, поди, по свету-то.
Нет, матушка! Прости не здесь моё место! Должен я ходить по свету и людям души лечить своими песнями. От тяжёлой доли у них души заскорузлыми становятся. А когда я вижу в их глазах слёзы, понимаю, что не напрасно песни пою. После моих песен они тихими и мягкими расходятся. Так что пойду я. Приходи меня завтра проводить.
На следующее утро забежал Иван в родной дом, обнял мать, брата и побежал свой обоз догонять. А мать вышла на дорогу и долго смотрела вдаль на последнюю кибитку, в которой ехал, свесив ноги, её сын «Иван так себе». Подняла мать руку и перекрестила исчезающую в ды́мке полей кибитку:
Храни тебя Бог, сынок!
Шаман и волки
(быль)
Детство Сти́но прошло в эвенкийской деревне Сахо́ Тын, что означало «Богатое рыбой озеро». Можно сказать, что Стино «с пелёнок»был шаманом шаманом был его отец Конро́. Правда, шаманам не полагалось заводить семью вот Конро и «не завёл». Но мать мальчика Карикэ́ не устояла против шаманских чар, и Стино появился на свет. Он и не знал, кто его отец. Тем не менее, Конро с ранних лет учил сына шаманскому искусству, и когда Стино исполнилось двадцать, его позвали шама́нить в другую эвенкийскую деревню, которая была больше, чем Сахо Тын в деревню Ко́ле Я́ми, что означало «Среди холмов». В Коле Ями было почти тридцать землянок с поселенцами и несколько сотен оленей Почему землянки? Так ведь это происходило в девятом веке в Северной Америке
В родной деревне у Стино осталась мать и пятилетняя сестрёнка Цо́та. В раннем детстве она отморозила себе ножки, выбежав из землянки, и поэтому не могла ходить. Стино очень любил и свою мать, и свою сестру. Расстояние между деревнями было четыре километра, и шаман часто навещал родных привозил им мясо, рыбу и кое-что из вещей. Себе же он дал обет: никогда не жениться и не встречаться с женщинами. Поэтому жил он уединённо в своей землянке, как и подобало настоящему шаману.