Эх, Квалуг, Квалуг! Говорил же я тебе, что ничего ты ещё не знаешь! Так, не знаешь ты и о том, что ждёт тебя в Бусвире.
И что же меня там ждёт?
О! Несчастный! Воистину ты несчастнейший из несчастнейших, Квалуг! Если бы только знал, как тебе не повезло! Вырваться из лап Чёрного Сапа, для того, чтобы угодить в западню ещё более ужасную! Неизмеримо более ужасную, Ширш снова безумно захохотал. Если бы ты только знал, что ждёт тебя после, ты первым бы бросился в пасть чудовищу!
Так что, черт возьми, меня ждёт?
На галере тебе, конечно, придётся несладко, ты и сам это видишь. Но то, что с тобой случится после Бусвира!.. Клянусь, галера покажется тебе раем!
Да объяснишь, ты уже, наконец, бывший герцог?! в сердцах воскликнул Тим, уже готовый вцепиться в выступающий кадык сумасшедшего доходяги.
Тут за дверью раздался какой-то шум и грубый окрик на непонятном Тиму языке. Ширш снова перешёл на шепот: Потом Потом я всё тебе расскажу. У нас будет время. Дверь распахнуась, и Ширш, гремя по полу кандалами, поспешно ретировался, прихватив с собой светильник; она скрипуче захлопнулась за ним, лязгнул засов, и Тим остался в пустой каморке в полной темноте.
Два раза в сутки ему приносили миску с густой, отвратительно пахнущей, безвкусной похлёбкой, в которой плавали какие-то насекомые, похожие на больших тараканов, и кружку мутной несвежей воды. Трижды в день ему давали выпить горько-жгучего снадобья из маленького кувшинчика. Ширш оказался прав: карклунский доктор, и впрямь, знал своё дело здоровье Тима, несмотря на скудное и тошнотворное питание, несмотря на регулярные побои, которыми всякий раз «одаривал» его, приносящий еду и лекарство матрос, улучшалось. Оно не просто улучшалось, оно выправлялось не по дням, а по часам! Не прошло и недели, как параличи полностью исчезли, а телу вернулись прежние силы и лёгкость, и это при том, что находящийся в заточении Тим, не слишком усердствовал в физических упражнениях. Всю эту неделю, почти всё время Тим пребывал в одиночестве и полной темноте. По его разумению, такие условия должны были бы максимально способствовать появлению новых видений о Сергее. Тим очень ждал их. Они могли бы отвлечь его, скрасить ужас его положения, заполнить его изоляцию. Но их не было. Они не приходят по заказу.
Спустя ещё несколько дней в камере Тима появилась делегация, состоящая из капитана Врынура, доктора в чёрном, двух здоровенных бородачей-матросов и Ширша. Доктор начал говорить, обращаясь к Тиму. Ширш переводил.
Встань, обезьяна!
Тим встал.
Присядь десять раз.
Тим сделал несколько приседаний.
Живей, обезьяна! Хорошо. А теперь отожмись от пола десять раз.
Тим отжался и встал на ноги.
Доктор что-то крикнул ему, Ширш перевёл:
На колени! На колени, перед господином Врынуром, обезьяна!
Тим замешкался, за что был тут же повержен на пол, ударом наотмашь огромной волосатой лапы одного из матросов.
Лекарь что-то визгливо провопил, Ширш перевёл:
Целуй сапоги господина, обезьяна! Слизывай с них пыль!
Стоящий на коленях Тим не пошелохнулся. Матросы тут же опрокинули его на пол и принялись топтать ногами. Остановились они по сигналу капитана. Тот, с усмешкой, сказал что-то, Ширш перевёл:
Тим замешкался, за что был тут же повержен на пол, ударом наотмашь огромной волосатой лапы одного из матросов.
Лекарь что-то визгливо провопил, Ширш перевёл:
Целуй сапоги господина, обезьяна! Слизывай с них пыль!
Стоящий на коленях Тим не пошелохнулся. Матросы тут же опрокинули его на пол и принялись топтать ногами. Остановились они по сигналу капитана. Тот, с усмешкой, сказал что-то, Ширш перевёл:
Обезьяна всё ещё пребывает в заблуждении. Она всё ещё считает, что она человек. К тому же обезьяна неблагодарна, она не желает возблагодарить за спасение и исцеление. Ну что ж, обезьяне предстоит развеять своё заблуждение, и научиться быть благодарной.
Брови капитана сдвинулись, тон с насмешливого сменился на грозный: Ты снова здорова, обезьяна. Пришла пора расплатиться за лечение и харчи. В кандалы его, и на вёсла! Посадить рядом с червём. Пусть научит его уму-разуму, распорядился капитан. Развернулся и вышел. Доктор последовал за ним.
Матросы заковали Тима в кандалы, и ударами бича, приправляемыми пинками, погнали его наверх. Его усадили на скамью, находящуюся, аккурат, посередине судна, седьмым, крайним слева, гребцом. Это было нехорошим местом, как понял потом Тим, гребцы сидящие близко к центральному проходу, по которому прохаживались подгоняющие рабов надсмотрщики, получали больше ударов бичами, чем сидящие ближе к бортам. За железные кольца кандалов, сковывающих щиколотки, ноги Тима накрепко привязали к балке, идущей вдоль скамьи под ней. Ширш сидел рядом, справа от Тима, шестым гребцом на скамье.
Хватайся скорей за весло и греби, как все. Слушай барабан и греби! крикнул он прямо в ухо Тиму, Хватайся скорей, Квалуг, иначе тебе не поздоровится запорют!
Ширш был прав. Видя, что Тим замешкался, к нему тут же подскочил матрос-надсмотрщик и угостил его спину несколькими ударами бича. Боль была пронзительной и резкой. Тим схватился обеими руками за весло, и принялся работать ими в такт ударам барабана.