Может это и Василий Михайлович а тапочки мои, итить твою макушку, давать не надо. Зачем? Может он больной. У него может грибок. Как я одену?
Дались тебе тапочки. Старые это тапочки. Ты их давно не носишь. Брось, пакость всякую, завертелась вокруг хозяйка, Давай, поднимай его. Опять нализался! Ну, что ты с ним будешь делать!? Вот что теперь делать? Вот, сволочи, же вы какие! Опять упились, черти лохматые! Одна морока мне с вами. Откуда бутыль взял? Она для тебя припасена, что ли?
Давай жрать, Верка, итить твою макушку.
Щас. Жрать тебе. Бери его, говорят.
Кого? Этого. Кто это, итить твою макушку? наклонился старик, чуть не падая следом, Это он пистолетом махал? А если бы стрельнул? Если бы глаз выбил? Слепым ходить? Видала, какой о поднял старик вверх указательный палец, Арестовывать, итить твою макушку, пришел.
Тебя? За что? встрепенулась супруга.
За Надьку. Слыхала? Я ей, итить твою макушку, по морде дал.
Ты? Надежде? Когда?
До тебя еще. Давно. Она, итить твою макушку, мне этого простить не могла. Откуда он знает? Арестовывать пришел. Итить твою макушку Ишь как?..
Вспомнила бабушка девичий вечер. Брось. Глупости все. Бери нести, черт лохматый. И почто ты только на мою голову свалился. Бери, говорю. Чего сидишь?
Старик, наклонился, поднял с земли наручники,
Итить твою макушку, гляди штука какая. Лучше веревки. Помнишь, в кино видели? В клубе тогда про этих как их там шпионов Мне такие надевали. Крепкая штука. Арестовать хотел, итить твою макушку. Тапочки мои одел
Давно сжечь пора эти тапочки. Чего ты к ним прицепился? Я дала. Старые они. Кошка еще в них написала. Никому не нужные. И ты никому не нужен. Вовсе не к тебе он приехал. Он к Надежде приехал, понял? пояснила выходящая из себя супруга.
Допустим, я виноват, продолжал рассуждать старик, Обыкновенное дело. Подумаешь, звизданул по морде. Итить твою макушку, с кем не бывает? Она померла, что ли? Столько лет прошло
Давно пора тебя арестовать, черт лохматый, зло отрезала супруга, С утра ничего не ел и напился? Разве так можно? А этот гляди, как раскинулся, боров. Куда вот его сволочить? Весь двор, черт лохматый, занял.
Давно пора тебя арестовать, черт лохматый, зло отрезала супруга, С утра ничего не ел и напился? Разве так можно? А этот гляди, как раскинулся, боров. Куда вот его сволочить? Весь двор, черт лохматый, занял.
Что я ему сделал? продолжал дед пьяный разговор, Сижу, никого не трогаю. Заявляется. Здравствуйте! Видали начальника? Давай-ка его. Вот так, дед, несмотря на изрядное опьянение, ловко защелкнул стальные браслеты на запястьях участкового милиционера, Пускай Надьку ловит.
Очумел, черт лохматый? опомнилась Вера Сергеевна, Это же наш участковый, Василий Михайлович!
Итить твою макушку, заявил Афанасий, Сижу. Пришел. Наорал. Кто он такой? Тапочки мои одел
Ой, дурной, ой, дурной, всполошилась баба, Он же милиционер!
В гробу его давеча видел. Их всех арестовать надо! зашумел дед и, вдохновленный вспышкой собственной революционности, наклонился, достал из милицейской кобуры табельное оружие и, потрясая им в воздухе, решительно направился в сторону леса, Где тут менты? Выходи, итить твою макушку! Всех заарестую! Все порешу!
Вот, дурак! Вот, дурак! запричитала супруга, но старику она не помеха. Нетвердой походкой он миновал дальнюю калитку и скрылся в глубине дремучего кустарника.
Вера Сергеевна в отчаянье махнула рукой в след мужу и потащила тяжелую бесчувственную тушу участкового в сторону сарая. Ближе некуда. Не оставлять же на улице? Не в первой бабе пьяных мужиков таскать.
Как так получилось, что дед арестовал милицию, он и сам не понял. Вышло как-то само собой, как часто бывает, когда следуешь неосознанному внутреннему побуждению, особенно если оно сильно сдобрено алкоголем. Потом обычно ничего не помнишь, и совершенные действия воспринимаются забавным происшествием. В том случае, если они не заканчиваются весьма печально. Но кто думает о том, как они могут закончиться? Это все будет потом, в далеком будущем, где ничего еще не известно. А пока все легко и понятно. События складываются сами собой в свою логичную последовательность, отворяя одну из дверей в длинной череде возможного.
* * *
Взобравшись на пригорок, дед вышел к деревенскому кладбищу. Ноги сами принесли его к свежей могиле Надежды Константиновны.
Простой деревянный крест, наспех сколоченный из двух досок, песчаный холмик, прикрытый скромными елевыми веточками. Сквозь мохнатые кроны высоких сосен солнечная паутина по сухой земле стелется, пушистые облачка чистят голубое небо, птички свиристят по-весеннему, а настроение у деда паршивое. Прислонился к кресту, вздохнул тяжко.
Ушла, Надюха, оставила, произнес он, Мне то что, итить твою макушку, делать? Чего ждать? Так и буду вас баб на кладбище по одной носить? А меня кто снесет? Сколько протяну, сколько самогонки выпью, все одно конец сюда, рядышком. Если хоронить, кому будет. Эх, Надька, итить твою макушку Во что ты нас вогнала? Где оно твое Светлое будущее? Вот это оно, что ли, лесом заросло. Видишь? Дома пустые. Люди все кончились. Некому строить, итить твою макушку, коммунизм? Начудила и в кусты? Эх