Треха яростно замахал руками, пытаясь сорвать их с себя, скинуть, очиститься, увернуться, но только вызвал этим целую бурю непристойного смеха и новый густой поток ринувшейся в него грязи.
Стой! Не крутись! Стой! отчаянно закричал в ухо Скрум, Не бойся. Ничего не бойся. Стой! Все будет в порядке. Стой!
Но Колька его не слышал. Он прыгал, хлопал себя ладонями по телу, отряхивался и кричал:
А-а-а, уйдите от меня нафиг!
Комары парня заели, заметил кто-то.
Блохи.
Вши.
Дурь матушка.
«Вот теперь точно в дурку поедешь», прошипел внутренний голос.
Нафиг! Нафиг! Нафиг! вопил Треха, что сразу вызвало определенное недоумение со стороны собравшихся односельчан.
Одни предположили, что ему холодно, другие предложили испить холодной водички, третьи настойчиво потребовали успокоиться, ничего, мол, страшного пока не происходит, четвертые вообще выразили сомнение по поводу целесообразности дальнейшего проведения намеченного мероприятия. Когда же из глубины темной улицы на свет одинокого фонаря выдвинулся громадный гориллоподобный монстр с когтистыми лапами и кроваво-красными, свирепыми глазами, и стал надвигаться с перекошенной от злости мордой, Треха просто рухнул на землю, закрыв руками лицо. Он сразу узнал того самого, что днем налетел на дороге и послал скирдовать в поле. Только тогда подумалось, что померещилось сдуру. Теперь убедился в реальности происходящего.
Однако мужики не дали пропасть товарищу. Дружно подхватили, поставили на ноги, прямо перед страшной гориллой. Нехорошо, мол, так начальства пугаться. Знает кошка, чьё мясо съела. На воре и шапка горит, ударили в спину доброжелатели.
Треха стоял как деревянный, не смея продохнуть, и наблюдал вытаращенными глазами как сквозь темную, звериную внешность кровавоглазого чудовища стали медленно проступать грубые черты лица бригадира Тукина.
Тем временем тот вплотную придвинулся к мужику и грозным голосом, упрекнув в проявленном малодушии, начал задавать дурацкие вопросы относительно случившегося утром. Пока, мол, на ногах держится должен отвечать. Попутно обвинил в разгильдяйстве, тунеядстве и в беспробудном пьянстве. От того, мол, и нервы шалят, сформировал общий для народа вывод.
Колька ничего ему не ответил, но нашел в себе силы выстоять. Постарался не упасть в обморок. Не возражал и не спорил. На резкие выпады выдавал однословное, да, мол, виноват, случилось, исправляюсь. Он уже привык к подобным нападкам на свою беспутную жизнь и с годами выработал оптимальную линию поведения при разговорах подобного толка, действующую автоматически.
Он смирно стоял перед злобным оком деревенского начальства увешанный вертлявыми хвостиками, и проворный Скрум трудолюбиво выдергивал пушистыми лапками из его тела отвратительных червяков, как сорняки из грядки, выбрасывая их прямо на дорогу. Они падали на нее и черной извивающейся массой расползались в разные стороны, пропадая в темном мареве прогретой солнцем земли.
Наконец, бригадиру прискучило тиранить слабую, податливую жертву и он выдернул из толпы Ваську. Тот нехотя вышел, подчиняясь приказу, и стал, переминаясь с ноги на ногу, кратко пояснять остальным присутствующим чему нынче утром явился свидетелем. Пока он кряхтел и мямлил, темное, носатое, пучеглазое существо величиной со среднюю собаку вторично за этот вечер заслонило собой лицо мужика, отчего тот стал выглядеть нелепо и комично.
Почему сразу ко мне не привел? грозно вопросил Тукин, Почему возле дома ошивался, когда тебе положено с утра находиться на пилораме?
Сосед как-то занервничал, промычал что-то насчет какой-то аварии, куска железа, застрявшего в бревне и сломавшейся дорогой фрезы. Из его груди брызнуло жидкое негодование, однако, вовремя накрытое ленивым носатым уродцем.
«Успел. Поймал», пронеслось в голове Кольки. Он захотел поздравить с этим Ваську, но тут же услышал в своем левом ухе строгое:
Молчи.
На место соседа вылез владелец страшилы, перекрученного как осиновое полено и с перекошенной козлиной мордой. Он стал монотонно трендеть о потерянном литре казенного спирта, о жульничестве и наглом попрошайничестве. Едва Треха перевел взгляд от скрума на лицо хозяина, так сразу узнал скучную физиономию Филипыча.
«У козела и скрум козел, тут же отметил про себя Колька, Надо же, как оба друг на друга похожи».
Взгляд невольно зацепился на знакомом уроде, лупастом, как придавленная сапогом жаба.
«Эту морду я сегодня уже лупил, кажется», пронеслось в голове. Без особого труда тут же определился и владелец агроном Макарыч. Тот как раз начал квакать что-то насчет уличного хулиганства и недопустимого поведения отдельных граждан в уважающем себя сельском сообществе.
«Эту морду я сегодня уже лупил, кажется», пронеслось в голове. Без особого труда тут же определился и владелец агроном Макарыч. Тот как раз начал квакать что-то насчет уличного хулиганства и недопустимого поведения отдельных граждан в уважающем себя сельском сообществе.
«Всегда считали его жабой, заметил Треха, Правду сказал Скрум: они всегда были такими. И как я его сразу сегодня не признал?»