Ты же, Женечка, не навеки с ним расстаешься? кипятилась хозяйка. Подлечат немножечко и вернут. Кому там в госпитале здоровый нужен?
Товарищ Харина права, пристроилась к хозяйке Розалия Соломоновна. Через некоторое время, когда ему, Евгения Семеновна, станет лучше, и вы сможете туда подъехать По-моему, мальчика дольше оставлять в кишлаке рискованно.
Нурсултан Абаевич говорит, что в госпитале полно докторов из ваших В прошлом году ему там слепую кишку тоже еврей вырезал. Стоит за столом в операционной, весь в белом, режет себе помаленьку нашего Нурсултана и напевает под нос Утесова: «Легко на сердце от песни веселой». Ты что, Женечка, молчишь? Пойми, подвода не резиновая, для двоих места нету. Нету, и точка. Все, что отправляется только на фронт! Понимаешь, все для фронта. Хлеб, мясо, овощи, шерсть, бензин, новобранцы. Я у Нурсултана и одно-то местечко еле выпросила, на колени перед басурманом бухнулась. Хочешь своим упрямством мальца погубить?.. Мы же тебе, тудыть твою кочерыжку, не враги!.. Я тебе враг? Розалия Соломоновна враг?.. Ты сама себе вражина!..
Мама ответила ей на понятном каждому языке заплакала.
Это еще что? Сейчас же возьми себя в руки! Прекрати немедленно этот рев, слышишь! Как ты смеешь плакать! Это я каждый день должна реветь эта она, Розалия Соломоновна, должна а ты при живом-то муже и сыне права не имеешь Не гневи Бога, у Него тоже нервы расшатаны.
Харина хватила беспризорной рюмкой об пол, вскочила под звон осколков из-за стола, принялась солдатскими шагами мерить комнату и сама заголосила.
Ну что вы, что вы разволновалась Гиндина. Раз Евгении Семеновне хочется поплакать, пускай Слез у всех вдоволь на слезы Господь не поскупился дал каждому на две на три жизни вперед пускай и мне тоже, честно говоря, часто хочется даже очень и очень хочется
Гиндина засопела и вслед за ними легко и освобожденно зарыдала.
Каждая оплакивала что-то свое, невысказанное, глубоко упрятанное от других, и от этого их скорбного единства, от этого сблизившего и соединившего их плача мне было и страшно, и хорошо.
Неделя подходила к концу, но подводы, которая должна была отправиться с собранными в округе призывниками на сборный пункт в Джувалинск, не было, и мама совсем скуксилась; от ее решительности остались клочья одни вздохи и тягучие самодельные молитвы. Она молила Бога, чтобы все обошлось без больницы: чтобы у меня прекратилось кровохарканье и к концу недели упала температура. Но Всевышний не внял ее молитвам Он только, как маляр, махнул кистью и к багровым, набухшим полосам на моей спине добавил пятна желтой краски да слегка от бурьяна прополол мои уши.
Услышав скрип колес, мама тут же бросалась к окну. Но на тарахтевших мимо телегах провозили мимо что угодно сено и силос, обломки камней и не струганные доски, мешки с обмолоченным зерном и живность только не новобранцев. Порой нетерпение ломало ее давнюю привычку угрюмо молчать, вздыхать и вытирать глаза, и тогда она исподволь пыталась что-то выведать у хозяйки.
Тебя, Женечка, как и Карла Маркса, сразу не раскусишь, сердилась Харина. То ты кричишь: «Только через мой труп! Одного не пущу!», то ждешь-не дождешься подводы. Не волнуйся подвода с новобранцами мимо не прошмыгнет.
А как там, в больнице, кормят?
Получше, чем у нас. Кто же безногих и безруких голодом морит?..
Но у Гиршеле обе ноги и обе руки.
Ну и что? По-ихнему он все равно раненый Разве объездчик не немец?.. Да если хочешь знать, Кайербек в сто раз хуже! Форменный фашист! Я таких бы при всем честном народе за яйца вешала!..
Как и говорила Харина, новобранцы, облаянные незлобивым Рыжиком, не прошмыгнули мимо явились точно в срок субботним утром. Длинная подвода с высокими грядками, в которую была запряжена пара крепких низкорослых лошадей, и из которой в синее небо дружно тянулось десятка полтора папиросных дымков, остановилась напротив хаты.
А ну-ка быстренько одеваться! скомандовала Харина.
Мама засуетилась, побежала к двустворчатому шкафу, Анна Пантелеймоновна и Зойка подхватили меня под мышки, приподняли, я, скрывая боль, спустил на пол босые, в цыпках, ноги, отвыкшие за неделю ходить, и мама напялила на меня наследственную гимнастерку, которая в госпитале на военврачей должна была произвести неотразимое впечатление.
Пока меня обували, в хату вошли Нурсултан Абаевич и молодой скуластый офицер с ответственной планшеткой на боку.
Можете, Аня, не спешить, сказал Нурсултан.
Шнурок на моем ботинке так и застыл в руках мамы. Как это не спешить? Не возьмут? Получила, чего хотела!
Я же не знал, радоваться ли мне или сокрушаться.
Пусть ребята покурят, буркнул невозмутимый председатель. Кто знает, что их через месяц-другой ждет Может, это их последняя затяжка на родине, он подошел к дивану, потрепал меня за ухо и спросил: А тебя, боец, как зовут?
Гриша!
Хорошее имя Есть у меня, Гриша, просьба. Когда приедешь в госпиталь, разыщи начальника доктора Нуделя Лазаря Моисеевича Запомнишь?.. Когда найдешь, передай ему от меня привет Он у меня кое-что вырезал на память
Лазаря Моисеевича, повторил я.
И еще вот что: передай ему посылочку маленько меду и кружок овечьего сыра. Все это уже в телеге. Там одна баночка для тебя чтобы поскорей выздоровел. Только смотри, не разбей дорога скользкая, осень, ливни