Еврей? не выпуская изо рта самокрутки, прошамкал Бахыт.
Почему еврей?
Сейчас сюда только их и завозят.
Нет, не еврей. Чех.
Чех-шмех Откуда он тут взялся? едва сдерживая обиду на Шамиля, неожиданно (по велению женушки, конечно) привезшего Прохазку, процедил Бахыт. Нагрянули без предупреждения, ворвались в дом, выпроводили хозяина! Подумаешь нашли целителя, который руками и заговорами лечит. Он, Бахыт, давно так лечит. Отец Мухум, да хранит Аллах его род и семя, еще в юности такому способу врачевания Бахыта обучил. На кой хрен Розе эта развалина? Он, что твой дружок?
Сосед.
По камере? Бахыт погасил о сапог самокрутку и захихикал.
Иржи Карелович, спокойно объяснил Шамиль, военный фельдшер. В шестнадцатом году попал к русским в плен. Бежал После революции очутился в Сибири, в белом Чехословацком корпусе снова попал напротив нас с Гюльнарой живет.
Упоминание о Гюльнаре только растравило обиду Бахыта. За кого замуж пошла за чужака, ссыльного, врага народа. А своего, местного, его родного сына Кайербека, забраковала, дура
Иржи Карелович, спокойно объяснил Шамиль, военный фельдшер. В шестнадцатом году попал к русским в плен. Бежал После революции очутился в Сибири, в белом Чехословацком корпусе снова попал напротив нас с Гюльнарой живет.
Упоминание о Гюльнаре только растравило обиду Бахыта. За кого замуж пошла за чужака, ссыльного, врага народа. А своего, местного, его родного сына Кайербека, забраковала, дура
Он понятия не имел ни о дореволюционной, ни о послереволюционной Сибири, ни о фельдшерах, ни о Чехословацком корпусе, но лишними вопросами голову себе не морочил (от каждого лишнего вопроса только лишняя морщина на лбу). После того, как Бахыт отслужил сверхсрочником в конвойной команде на Севере, слово «белый» для него означало «враг народа», а слово «красный» свой, кунак.
Как Бахыт понимает, он враг народа, такой же, как и ты, буркнул он и спичкой принялся выковыривать из расщелин между похожими на прогнившие сапожничьи гвозди зубами листики махорки.
Всех чужаков, хлынувших невесть откуда в Казахстан, Рымбаев делил на врагов народа, сосланных по отбытии наказания в тюрьме или лагере в казахскую степь, и на евреев, успевших вовремя улизнуть от фашистов и спрятаться, кто куда горазд. Такое деление сулило ему какие-то смутные, но неоспоримые преимущества, возвышало его, бывшего красноармейца и, благодарение Аллаху, не еврея, в собственных глазах, и позволяло не миндальничать с пришельцами.
Заодно с отцом был и сын. Кайербек всячески подхлестывал его неприязнь к чужакам даже к таким, как Иван и Анна Харины, которых в степь привела вовсе не любовь к степным просторам и суховеям.
Какой же я, Бахыт-ата, враг народа? миролюбиво вопрошал Шамиль. Я всю жизнь детишек учил
Выходит, Рымбаев врет? Иногда Бахыт, набивая себе цену, называл себя по фамилии так к нему на Севере обращался его командир. Учителей сюда под конвоем не посылают Так?
Так и не так, Бахыт-ата, пытался полусогласием задобрить охотника Шамиль. Ну кто, спрашивается, его тянул за язык и заставлял рассказывать подробности про милейшего Иржи Кареловича? Под конвоем не только виноватых водят.
Виноватых, виноватых Понавезли сюда всяких Степь в тюрьму превратили.
Не я же ее превратил неизвестно кому то ли своему рысаку, то ли молчавшему, ожидающему приговора Левке, то ли хозяину подворья товарищу Рымбаеву стал объяснять Шамиль. Мол, он сюда из Назрани не по своей воле прибыл, кто-то перед самой войной взял и донес на него, учителя математики, завуча школы, что он детей на уроках баламутит, русских честит
А кто же? не унимался Бахыт.
Он, сказал Шамиль и, ткнув указательным пальцем в смеркающееся небо, провел по своим пышным усам.
Сталин, что ли? прохрипел Бахыт.
Шамиль испуганно заморгал глазами, глянул на Левку, потом на меня, устроившегося на частоколе, и беспомощно воскликнул:
Не Сталин, а Господь Бог!
Мало ему было неосторожного тычка в небо, так еще черт его дернул пальцем по пышным усам провести!
Но возглас Шамиля не убедил Бахыта. В конвойной команде, в которой он верой и правдой служил Родине, если кто-нибудь когда-нибудь и тыкал пальцем в небо и проводил при этом по усам, то имел в виду не Всевышнего (о Нем вообще никто не вспоминал), а того, кто верховодит в Кремле.
Ладно, прогундосил старый охотник. Шамиль ничего не говорил, Бахыт ничего не слышал.
В словах старого конвоира было больше скрытой угрозы, чем миролюбия, и чеченец совсем скуксился.
Пока Прохазка не вышел, давай, Бахыт-ата, лучше о девках покалякаем. Приходи к нам в воскресенье в клуб на танцы, невесту себе под аккордеон выберешь. Иржи Карелович весь вечер вальсы и танго играет.
Рымбаев не танцует, усмехаясь, произнес Бахыт. И не поет.
Приходи, соблазнял его муж Гюльнары в надежде, что тот забудет недавний разговор о виноватых и невиноватых. Мы тебе хорошую пару подыщем. Молоденькую украинку или литовку. Не вековать же тебе одному.
Бахыт слушал его и нетерпеливо поглядывал на хату, но самозванный лекарь, как нарочно, оттуда не торопился выходить. Одному Богу было известно, что Прохазка там делал заговаривал ли он хвори Розалии Соломоновны, гадал ли по руке, рассказывал ли о своих злоключениях, когда в молодости служил в белом Чехословацком корпусе в Сибири.