Предупреждаю: я устал, заниматься с вами не буду. Хотите спать, ложитесь. Я лягу на диван.
Ещё посидели, после чего Дуся с Тосей, приуныв, оставили номер, сказав, что заглянут завтра.
Ага, как же, пробурчал Василий и закрыл за ними дверь на ключ.
Утром позвонил домой Панычу и, услышав его голос, бросил трубку.
Панычев дом из престижных, квартира на третьем весь этаж. Надавив и не отпуская кнопку звонка, Василий оглядывает интерьер, и в глаза ему бросается нечто лишнее в интерьере, а именно штырь, вбитый правее Панычевой двери. «Хм».
Дверь открыла жена Паныча (друг друга они с Василием знали, так как она заезжала иногда в магазин на своём серебряном мерине), сердито сказала:
Палец, что ли, приклеился?
Ага, Василий отпустил кнопку.
Чего надо? Из-за неё выглядывала девочка лет пяти-шести.
Хозяина, вестимо.
Он вас не желает лицезреть.
Так и велено передать?
Так и велено.
Василий достал приготовленную пачку денег и бросил через её плечо в коридор.
Должок возвращаю.
Всё?
Да вроде. Хотя он поманил женщину пальцем. Глянь-ко, этот штырь для чего тут, не знаешь?
Женщина посмотрела на крюк, вздёрнула брови, поморгала и закрыла дверь.
Ну наконец-то, истомился весь, мочи нет опохмелиться хочу.
Василий окинул взглядом одетого на выход и расхаживающего по коврам в башмаках брата, поскрёб ногтями небритую щёку и покосился на бар в серванте, наполненный бутылками с разнообразными этикетками.
Давай, что ж
Не, для начала пивка примем, Славик нетерпеливо махнул в сторону окна. Через дорогу, в чипке. Там это та, что тёмненькая моя, вторая мочалка как хошь. Посидим, помычим, настроение сегодня такое м-м, невзрачное.
А Лизавета где?
Э-э где-то.
В чипке шикарном, врочем, кафе им, однако, «помычать» не удалось: за столиком с их «мочалками» уже ворковали «качки», как обозвал их при входе Славик. На пути к стойке он громко попросил знакомого бармена угостить жаждущих «холодненьким», что задело самолюбие «качков», которым, по-видимому, было сообщено, что пора-пора им очистить помещение Один из них, не желая, очевидно, уступать инициативу, запальчиво рявкнул:
Нельзя ли заткнуть хлебало, а?! На что Славик не удостоил его ответом, лишь справился у бармена:
Что за рвань?
После чего не замедлила последовать разборка. Василий принял на себя второго качка. Сцепившись, они влетели в подсобку, где нападавший выхватил нож и несколько раз дотянулся-таки, надрезал на груди и предплечье Василия кожу. Озлясь, Василий пустил в ход подвернувшиеся ящики с пивом и поверг противника в глубокое забвение. Затем было разбирательство в соседнем отделении милиции, откуда Василий, попрощавшись с братом и свидетелями («мочалками») поехал домой. Славик просил остаться, но, поцарапанный и смазанный йодом, Василий утратил интерес к развлечениям. Он вдруг чётко осознал, что ему хочется домой, и хочется и пора. «Пора, мой друг, пора» На вокзале, куда он завернул «поправить мозги», он взял запечатанный пластмассовый стаканчик водки и присел за столик тут же рядом у киоска. Напротив восседал неопределенного возраста мужик с наколками на кистях рук и перебирал в пальцах игральные карты. Подмигнул:
Не закусываешь, что ли? и подвинул Василию по столику хвост воблы. Пожуй.
Не, на пиво потянет, на холодненькое, а я уже сыт. Мне, наоборот, надо взбодриться.
Упал? Поцарапался, вижу.
Угу, арматуры повсюду навтыкали, не пройти не проползти.
Мужик, не разжимая губ, коротко хохотнул утробой и, пепельными пошевелив бровями, предложил:
Перебросимся?
Василий отрицательно мотнул головой, снял со стаканчика плёночную крышку и, потянув носом воздух, залпом выпил, скомкал стаканчик и понюхал костяшки кулака.
Ну так чё? Мужик постучал рёбрами карт по ладони.
На что? Василий отбросил скомканный стаканчик. Мужик начинал ему надоедать.
А на что хошь. Хошь на корову, хошь на рога от неё.
Интересное предложение. Во сколько та корова оценивается?
Н-ну в тысчёнку для разгону, не слабо?
Сдавай.
Василий не обнаружил в кармане своих карт: видать, выронил в давешней разборке.
Когда на кону собралось тысяч двести, мужик неуклюже передёрнул, но, не сморгнув, сказал твёрдо.
Плати. Мне пора.
Василий продолжительно и тяжело поглядел в его тусклые глаза:
Ты полегче бы на поворотах, кореш. Тоже мне мастер. Надеюсь, понятно, о чём я толкую?
Его заела именно неприкрытость мухляжа, нагловатость.
А меня тут все знают. Мужик, как пёс, приподнял над зубами сморщенную губу.
Ну и что?
Свистну пожалеешь.
Ну, свистни. Может, мои знакомцы быстрей объявятся.
Зажал, да?
На похмел не хватает? Так ты лучше попроси. Дам.
Ну гляди, паря, мужик стал озираться. Василий поднялся и отошёл по платформе метров на тридцать. «Надо бы слинять,» подумал, но остался на месте. Ещё за игрой его одолела брезгливость, и он едва удержался от желания дотянуться и свернуть мужику нос. Однако решив, что на сегодня неприятностей довольно, лишь выругался мысленно: «Хорёк вонючий!» Теперь он цепко следил и за мужиком и за происходящим людским движением вокруг.
Свистнула электричка и тут же стремительно вынеслась из-за лесного массива и, сбавляя ход, скрежеща тормозами, стала приближаться к платформе. Мужик вылез из-за стола и вразвалочку пошёл к месту остановки головного вагона. И то, что он не оглянулся даже на «должника» своего, кому только что угрожал, заело Василия ещё пуще. Не успев сообразить, что предпринять, он поспешил следом и вскочил за мужиком в тамбур. Двери с шипением задвинулись. Мужик, видимо, узрел в стекло противоположных дверей вошедшего за ним соперника-игрока, и стал поворачиваться. Воспользовавшись этой нарочитой медлительностью (Плюю, мол, на тебя и презираю!), Василий схватил его за ворот и что было силы толкнул лицом вперёд. Пробив лбом стекло, мужик на секунду обмяк, но затем высвободился и на этот раз развернулся рывком. Василий был готов, ударил искромсанное в кровь лицо, у мужика подогнулись колени, и он опрокинулся. Василий перевёл дыхание и собрался войти в вагон, но, машинально зафиксировав напряжённые лица пассажиров, передумал. «Рвём когти.» Он не услышал (возможно, за лязгом колёс), как мужик поднялся на ноги, лишь ощутил его руки на своей шее, сдёрнул их и ударил затылком