На ней сохранились уютные особнячки под черепицей, спрятавшиеся за железными заборами, глазированная плитка тротуаров и мощные яворы - им все было нипочем: гайдамаки, гитлеровцы, бандеровцы.
В "форт", как называли штаб отряда, въехали через центральные ворота, охраняемые часовыми.
Во дворе штаба, на бывшем поверочном плацу, стояли машины мотострелковой части, прибывшей для прочеса. Солдаты в касках, в полевых погонах беседовали, расположившись группами, или возились у машин.
Команда "Смирно" при появлении генерала заставила всех замереть, а затем все вновь ожило.
Генерал застал начальника отряда за изучением карты. На вялом, с обвисшей кожей лице и на этот раз без труда можно было обнаружить растерянность. Пустовойт, страдальчески помяв подбородок, взглянул на Ткаченко, доложил:
- Ищем иголку в стоге сена...
Генерал подошел к раскрытому окну, забранному кованой решеткой. Отсюда были видны пушки с зачехленными надульниками и минометы.
Батареи втягивались во двор, чтобы не привлекать на улице внимания прохожих. Сюда же подходили машины с мотострелками.
- Если часть тронулась с места, она должна действовать... - как бы про себя, ни к кому не обращаясь, сказал генерал.
Пустовойт, приняв замечание на свой счет, болезненно поморщился.
- Поисковые группы ведут активный прочес местности, обеспечены радиосвязью, товарищ генерал, - повторил он. - Если что, немедленно доложат.
- Операция подготовлена?
- В предварительной части да, товарищ генерал.
- Вызовите руководящий состав. Надо все детально обсудить.
Пустовойт распорядился, и вскоре кабинет наполнился офицерами. Каждый из входящих докладывал в соответствии со строевым уставом. У многих были папки с бумагами.
Генерал вглядывался в лица офицеров с пронзительной внимательностью. И хотя Дудник всех их хорошо знал, принимал рапорты так, будто встречался с офицерами впервые, не останавливая, выслушивал их звание, фамилию и должность.
Первым вошел заместитель по политической части майор Мезенцев, потом начальник отделения разведки майор Муравьев с наиболее объемистой папкой и свертком карт; с торопливой поспешностью, отдуваясь от жары, представился начальник штаба майор Алексеев, тоже имевший карты и коробку с цветными карандашами и кнопками...
Когда все расселись за длинным столом, генерал посоветовал Ткаченко заняться пока своим делом.
- А то мы долго будем искать иголку в стоге сена...
Пустовойт покраснел, слабая улыбка быстро погасла на его губах.
Ткаченко вернулся в райком. В четыре часа Дудник, позвонив, сообщил, что поисковая группа капитана Галайды обнаружила расположение лагеря, но Лунь со всей школой ушел в неизвестном направлении.
- Если не передумали, я за вами заеду.
Оперативный отряд вышел из Богатина в начале пятого. В пути Ткаченко поделился с генералом своими впечатлениями и остановился на мучившей его догадке об оружейных залпах, которые так явственно слыхал он при возвращении из лагеря в Богатин.
- Не могу забыть, Семен Титович. Вроде виновным себя чувствую, закончил Ткаченко, - если тех, вышедших из строя, расстреляли...
Дудник постарался успокоить Ткаченко:
- При чем тут вы? Главари школы догадывались о брожении среди курсантов, хотя точных сведений не имели. Им надо было очистить свои ряды, и они очистили их. Любыми средствами, так или иначе они уничтожили бы колеблющихся. Вы лишь ускорили этот процесс.
- Ускорил?
- Да! Но вы и углубили трещины. Эта жестокость, кровавая расправа многим откроет глаза. Лунь покарал их. Мы отыщем и покараем Луня. Генерал вытер лоб платком и, взглянув на Ткаченко, добавил: - Мы разыщем его. Границу перекрыли надежно, а здесь ему от нас никуда не уйти.
Глухая дорога была размята гусеницами машин. На развилках дорог направление указывали маяки-мотоциклисты в стальных касках.