Крестовского будто молнией пришибло, он замер, улыбка медленно сползла с лица. Я продолжала чеканить:
Крестовского будто молнией пришибло, он замер, улыбка медленно сползла с лица. Я продолжала чеканить:
Григорий Ильич Волков господин исключительных моральных качеств и мой жених, посему попрошу впредь при мне
Воздуха закончить фразу не хватило.
Понятно, сказал шеф противным своим тоном, не буду, впредь не буду, при вас особенно. Тем паче
Он двинулся к выходу, обогнув меня, будто мебель, даже отступать не пришлось.
Тем паче возможности беседовать с вами мне вскорости не представится.
Я семенила следом, оставив дверь пустой камеры приоткрытой. Крестовский продолжал говорить:
Вечерним поездом, Евангелина Романовна, вы возвращаетесь в столицу нашей империи. Работа ваша в Крыжовене окончена, убийство прежнего пристава раскрыто.
Минуточку
Что? Изволите возражать?
Обычно от гневливых ноток в начальственном голосе мне плохело, но сейчас я их проигнорировала, потянув носом воздух.
Отчего так пахнет? Крестовский дернулся, я махнула примирительно рукою. Нет, шеф, не вами, хотя ванну принять не мешает. И не из покойницкой
Охотничьей собачонкой побежала я по коридору, задерживаясь у каждой двери.
А с решением вашим я не спорю нисколько, велели уехать, уеду. Исходя из того, что вам лично пришлось приказ оставить, дела далее здесь не сыскарские предстоят, а вовсе чародейские. Остановилась у запертой камеры, сдвинула шторку обзорного окошка, в нос шибануло так, что глаза заслезились. Поэтому в дальнейшем моем присутствии необходимости нет.
Кто здесь заперт? Голос прозвучал настолько близко, что я вздрогнула. Семен стоял вплотную, почти касаясь подбородком моего плеча. У меня еще вчера на квартире нюх отшибло, когда я с этим исключительно моральным юношей возился.
Я посмотрела в окошко, за ним царила полная темнота, и призналась: