2.3. Это необычная книга, непростое чтение
Как теперь должно быть понятно, это необычный, ни на что, ранее написанное, не похожий, как бы коллективный, труд. Поэтому все авторы, из материалов которых приведены здесь цитаты, на одну и ту же тему, могут считаться соавторами, хотя написанное ими разные источники, а они сами люди разных сфер. Их единомыслие, повторение основных сведений и мыслей именно сильная сторона книги, т. к. не оставляет никаких сомнений там, где до того не было единогласия.
Главная необычность и сила книги в том и заключаются, что в ней собраны части, написанные различными авторами. И можно было бы все имена авторитетных соавторов привести на титульном листе книги, как это делается в коллективных трудах типа энциклопедий и справочников. Все имена, сведения от которых, собранные воедино, и создают однозначное, окончательное, заключение и приговор, ту самую однозначную правду, которая так необходима России, её народу, чтобы была поставлена, наконец, последняя точка в невероятном, по масштабам, по ожиданиям, по преобразованиям, по числу жертв, по последствиям, процессе, по которому в то же время и у самого народа, да и у мировой общественности, до сих пор нет ясности, а она крайне необходима.
Неустанно подчёркиваю, что всё-таки никакие веские сообщаемые сведения не могут заменить того, что в конце концов и должно быть, окончательного правового заключения компетентных органов, приговора с их стороны. Об этом я пишу сразу, чтобы читатель, какие бы у него на это ни были взгляды до чтения книги, понимал, что это в книге показано и доказано.
Невольно задумываешься, что чтобы обосновать путь к коммунизму, при отсутствии какой-либо реальной для этого почвы, нашлись теоретики, за которыми, им поверив, пошли народы. А вот когда из этого ничего не получилось, чему безусловное подтверждение все события XX века, общество как будто оцепенело, и не находятся ни стремление, ни сознание такой необходимости, чтобы подвести соответствующие этому итоги. Понятно при этом, что для такого заключения необходимы: полная уверенность, что это полезно; авторитетные лица, которые способны выполнить эту сложную обязанность; лица, облечённые властью, которые осознают, что такие действия необходимо и полезно выполнить.
Невольно задумываешься, что чтобы обосновать путь к коммунизму, при отсутствии какой-либо реальной для этого почвы, нашлись теоретики, за которыми, им поверив, пошли народы. А вот когда из этого ничего не получилось, чему безусловное подтверждение все события XX века, общество как будто оцепенело, и не находятся ни стремление, ни сознание такой необходимости, чтобы подвести соответствующие этому итоги. Понятно при этом, что для такого заключения необходимы: полная уверенность, что это полезно; авторитетные лица, которые способны выполнить эту сложную обязанность; лица, облечённые властью, которые осознают, что такие действия необходимо и полезно выполнить.
Такое ощущение, что общество вырвалось их террора и теперь, взяв курс на демократию, боится диктовать людям даже правду, если они явным образом заблуждаются.
[Могу только заметить, что никто не хочет, боятся, хотя и надо, официально расследовать и обнародовать эту правду, потому что многие откажутся ей верить, будут возражать по каким-либо ещё причинам, и произойдёт раскол общества.]
Я постарался максимально возможно упорядочить материал. Но и в этом боялся перегнуть. Представил себе, что имею дело с неким букетом. Он интересен, если цветы перемешаны, а не разложены по видам группами. Вот так и я не стал окончательно группировать информацию по темам.
Для начала расскажу о том, что лет 10 назад очень меня отрезвило. Я считаю это очень характерным. Бывают такие моменты в жизни, когда мы задумываемся всерьёз и в чём-то меняемся.
Пришёл я в Петербурге в кассу одной иностранной авиакомпании за билетами. У стойки были двое. Для меня было очевидно, что я становлюсь третьим. Я стал за ними и стал ждать. Но я не обратил внимания, что на скамьях вдоль стен сидели молодые люди. И когда одного обслужили и я стал вторым, все сидевшие, человек 20, вдруг встали и, оттесняя бесцеремонно меня плечами, выстроились передо мной, и оттеснили меня к самой двери. Я попытался возмущаться, что они меня не предупредили, что были в очереди. А они, резонно, сказали, что я их и не спросил. Тогда я, зная, что ветеранам войны без очереди, подошёл прямо к кассиру и заявил об этом. Меня вдохновляло ещё и то, что я собирался только спросить, а билет не покупать.
Один из очереди, представительный молодой человек, сказал мне грубым тоном: «И подумаешь! Мой дедушка тоже воевал!» Потом оказалось, что он брал билеты для иностранцев из отеля.
Было видно, что молодые люди как бы сговорились, без слов понимают друг друга, как часто бывает в толпе, чтобы «проучить, наконец, этих обнаглевших ветеранов, где надо и не надо лезущих без очереди, в то время как могли бы и постоять, ведь спешить им некуда!»
А кассир стала на сторону очереди, сославшись на то, что «очередь возражает».
Я чувствовал себя оскорблённым. Я впервые столкнулся с откровенной неприязнью, явным удовлетворением толпы, что она «проучила зазнайку». Было такое чувство, что это у них давно копилось и на мне выместилось.