Тут Беланович с трудом подавил вздох: словом «иммерсивный» модно было называть всё что угодно, от ресторана до циркового шоу.
И как, успешно?
О да! с гордостью кивнул Корнелий. Знаешь, что написал о её спектакле обозреватель одного журнала? «Прекрасный вечер в аду, нужно только привыкнуть», вот как!
То есть, её спектакли всем нравились?
Ну, не всем Это были такие провокации, понимаешь? И уходил кто-то, и гадости писали. Пару раз даже в суд подавали за как это «унижение достоинства разумного», вот.
В суд, задумчиво повторил Андрей. Случаем, не Левинсон дело вёл?
Ну что ты, куда нам до таких высот! Корнелий хохотнул. Чтобы нанять милейшего Льва Борисовича, надо быть очень богатым. Или расплачиваться иным способом.
Каким?
А, неважно, художник снова стал вялым, махнул рукой. Всё уже неважно, мы проиграли.
Ладно, расскажи о ней самой, попытался растормошить его Беланович. Как вы жили, какая она была? Зачем в этот раз привезла с собой Лиану?
Жили хорошо мы жили. Я зарабатываю, вот выставка откроется с десяток картин точно уйдёт, а я за дёшево не продаю. Понимаешь, старомодная классическая живопись из моды не выйдет никогда. Что бы там ни говорили исскуствоведы, пока московский обыватель желает повесить в гостиной пейзаж, а в столовой натюрморт, хватит денежек на кусок хлеба с маслом и мне, и другим, таким как я. А то, что для себя пишу Ну, это я почти и не выставляю. Да вот, погляди!
С этими словами Корнелий стянул белую ткань с мольберта, и глазам Андрея предстал лист белой бумаги, покрытый изломанными чёрными линиями, словно ветками мёртвых деревьев на снегу, с единственной красной кляксой в верхней трети.