Хозяин и хозяйские гости, с своей стороны, показали себя примерно: глядя на такого странника, верно, им приходили в голову вопросы, от которых до смерти чесался язык: откуда он, странник, явился и куда путь держит? Сколько он перешагнул гор и долин, пока утомил свои мощные члены? По обету ли странствует он, по нужде или по прихоти? Где он родился и крестился, что говорит о неверном турке, как о не раз ловленном звере, о поляках, как о не раз испытанных панах, о москалях, как о не раз изведанных боярах? Знает он, кажись, немножечко и Сечь Запорожскую, повидал и всю Украйну из конца в конец.
Но никто не побеспокоил странника, а себя не унизил ни лукавым, ни прямым вопросом. Разговаривая, только глядели на него, на его сельскую одежду, да соображали про себя, где та мирная нива, возделанная его руками, на которой он приобрел себе шрамище через всю щеку, от горбатого носа до чуткого уха.
Однако чем дальше шла беседа, тем странник становился разговорчивее; вероятно, ободренный общим вниманием и безмолвным участием, он принялся описывать с такою живостью и яркостью недавние битвы, что все притаивали дыханье, точно присутствовали сами зрителями при настоящих сечах. На вид невозмутимые козаки воспламенились; женщины вскрикивали и плакали; дети, потеряв всепобеждающий сон, с полуотверстыми ротиками, с широко раскрывшимися глазами, не шевелились на своих местах, словно зачарованные.
Вдруг резко раздались два пистолетные выстрела один за другим. Все в хате смолкло и наострило слух. Выстрелы прокатились откуда-то из степной дали, и прежняя безмятежная тишина наступила. Молчание длилось, но больше ни единого звука не донеслось, кроме веянья душистого воздуха в цветущих ветвях сада, обступавшего со всех сторон хату.
И до вашего хутора долетает голосок! проговорил странник.
Это никак с Чигиринского шляху? промолвил Андрий Крук.
Слышно отовсюду! сказал хозяин.
В это время женщины стали тихо прощаться с хозяйкою, сбираясь по домам. Иные вели, иные несли детей. Между женщинами были и старые, и молодые, и совсем юные, но все их разнородные лица, когда яркий свет осветил их при прощаньи, выражали тысячью разнородных выражений одну и ту же непреклонную волю, которая огненными чертами отпечатлевалась на лицах мужчин. Потопленная в душистоцветущем саду хата, где трепещущий свет каганца отбрасывался на усатых лицах, на пороге полуоткрытой двери фигура хозяина, провожающего глазами удаляющиеся фигуры гостей, тихо исчезающих по окружным тропинкам, двор, соединяющийся со степью, нигде заборов, ни оград, кроме шелестящих деревьев это представляло, казалось, мирную сельскую картину, но, вместе с тем, картина эта тоже дышала, если можно так выразиться, какою-то особою, безмолвною и тихою, но грозною силою.
Из гостей остались только Андрий Крук и Семен Ворошило.
III
А каково теперь пробираться к Чигирину? спросил странник, понижая голос, как человек невольно делает в опасные времена, заводя речь о чем-нибудь для себя важном.
Да трудненько, отвечал хозяин. Повсюду польские отряды
III
А каково теперь пробираться к Чигирину? спросил странник, понижая голос, как человек невольно делает в опасные времена, заводя речь о чем-нибудь для себя важном.
Да трудненько, отвечал хозяин. Повсюду польские отряды
Хозяйские приятели безмолвно выпустили из уст по огромному клубу дыма, причем слегка приподнялись их густые брови, и все это вместе без слов красноречиво выразило, что мнение их совершенно согласно с мнением хозяина.
Глаза странника устремились на собеседников и переходили с одного невозмутимого лица на другое.
Один взгляд этих огненных, зорких глаз говорил, сколько пережито уже им опасностей, сколько перебыто трудностей и каков есть навык к встрече с бедою, какова ловкость в борьбе с напастью.
А мне путь прямо в Чигирин, сказал странник.
Теперь туда прямо и ворона не пролетит, заметил Андрий Крук.
А далеко до Чигирина? спросил странник.
Лучше б далеко да легко, а то близко, да склизко! отозвался Ворошило, а Андрий Крук пристальней поглядел на странника, а хозяин на Андрия Крука.
Нашему брату, страннику, не разбирать дорог, отвечал странник, хоть часом дорожка лежит и докучненькая, а берешь ее Отрада, если добрый товарищ встретится, панове! Я скажу вам, был у меня добрый товарищ была у меня с ним и добрая рада, и щирая правда!
При последних словах странника что-то особое мелькнуло на лицах его слушателей.
Конечно, сказал хозяин, доброе братство лучше великого богатства!
Хороши у поляков паны, у турок султаны, у москалей ребяты, а у нас браты! сказал Андрий Крук.
Да не всякого пана познать по жупану! сказал Ворошило.
Плохой тот поп, что угадывает праздники тогда, когда минули! отвечал странник, обводя их своими искрометными глазами.
Ему отвечали не менее говорящими взглядами.
Несколько времени длился этот немой разговор, но до того красноречивый, что после него и слов не понадобилось: друг друга признали.
С Сечи товарищи поклон шлют! сказал странник, а меня послом в Чигирин.
Мы вам верные друзья и слуги! ответили ему козаки в один голос.
Что нового? спросил сечевик.