«Не стоит, сказал высокопреосвященный и затем к ужасу о. Михаила заметил, обращаясь вдруг к Аврааму-Беру на вы. Я понимаю, о чем вы говорите, и, пожалуй, могу даже согласиться со всеми вашими аргументами, в которых, впрочем, я не вижу ничего нового».
На лице секретаря отобразился неподдельный ужас.
Помедлив, его высокопреосвященство добавил:
«Конечно, кроме одного».
«И какого же?», спросил Авраам-Бер, по-прежнему весело улыбаясь, словно все происходящее доставляло ему крайнее удовольствие.
«А вот какого, митрополит тоже поднялся из-за своего стола и начал разминать застывшие руки. Человек не может по собственной воле взять и просто спасти себя. Драма спасения совершается не столько с человеком, сколько с человеком и Богом, но мы не знаем об этом ровным счетом ничего и можем только догадываться о происходящем в глубинах человеческого сердца и Божественного присутствия. Ах, если бы все дело заключалось только в том, чтобы исполнить то, что заповедует Священное Писание, как бы светло и понятно было бы все в этом мире! Но спасение есть таинство и тайна, а не просто исполнение того, что требует от тебя писанная и неписаная традиция. А раз так, то мы должны не обвинять христиан в том, что они не исполняют того, что записано на страницах Откровения, а смиренно останавливаться перед этой тайной двух, о которой мы можем знать только по грубой аналогии со своей собственной историей Все же остальное, продолжал митрополит, слегка повышая голос, словно желая убедиться, что его слова не пропадут даром, все же остальное есть лишь приложение к этой великой тайне, исторический антураж, который, к сожалению, слабые души часто принимают за подлинное выражение Божественной Истины».
Было, пожалуй, что-то интригующе-таинственное в том, что никому не известный местечковый еврей и всем известное духовное лицо занимались теологическими проблемами и занимались этим несколько академично, так что, пожалуй, это все же было скорее похоже на заседание Синода или Академии наук, и уж во всяком случае не на допрос, результатом которого вполне могли бы стать весьма серьезные последствия.
Кажется, потом последовала небольшая пауза, в продолжение которой Авраам-Бер прошелся пару раз по комнате, от стола до двери, обдумывая услышанное, а секретарь и благочинный что-то писали в своих бумагах, изредка поглядывая в сторону митрополита и ожидая продолжения допроса.
«Что ж, прекрасно, сказал, наконец, Авраам-Бер, вновь, к ужасу секретаря, нарушая всякую субординацию и, при этом, имея на лице такое выражение, как будто ему, наконец, удалось загнать собеседника туда, откуда было не выбраться. Если никто, ваше высокопреосвященство, не возражает, то мы могли бы попробовать сыграть в одну любопытную забаву, которая, возможно, поможет нам лучше понять самих себя и кое-что поставит на свои места».
Это странное предложение сыграть в какую-то нелепую забаву, да еще с его высокопреосвященством, которому одним пальцем достаточно было пошевелить, чтобы, не откладывая в долгий ящик, заковать в кандалы этого жидовского невежу было, разумеется, принято присутствующими с тихим ужасом, словно им вдруг стало известно, что сейчас на их головы рухнет потолок или начнется Великая французская революция. И секретарь, и благочинный невольно посмотрели на владыку, ожидая, что сейчас грянет ужасная буря и ужасный гром, однако, против их ожидания, никакой бури не последовало, а, напротив, наступило благотворение и спокойствие, так что владыка только кивнул в ответ и сказал, не повышая голоса:
«Отчего же? Если это поможет нам лучше увидеть Истину, почему бы нам и не сыграть».
«Разумеется», сказал секретарь, хотя его никто и не спрашивал.
Что же касается Авраама-Бера, то он вновь сел за стол и, улыбаясь, продолжил:
«Забава отнюдь не сложная. Я называю какую-нибудь вещь, которая относится к христианству, а вы говорите мне, такова ли она, эта вещь, что христианин не может без нее обойтись Другими словами, мы ищем саму суть христианства и делаем это, отбрасывая то, без чего мы прекрасно можем обойтись. Например, я напоминаю о христианских церквях и храмах, а вы говорите мне, может ли христианин обойтись без них, не покушаясь на сущность самого христианства».
«Что за глупости», пробормотал секретарь, не сомневаясь, что высокопреосвященный придерживается того же мнения. Но высокопреосвященный вновь удивил присутствующих.
«Что за глупости», пробормотал секретарь, не сомневаясь, что высокопреосвященный придерживается того же мнения. Но высокопреосвященный вновь удивил присутствующих.
«Ну, разумеется, может, сказал он, постукивая пальцами по столешнице. Первые христиане, как вам известно, прекрасно обходились без всяких храмов, что не мешало им быть гораздо лучше нас».
«Я вижу, что вы меня прекрасно поняли», Авраам-Бер широко улыбнулся, словно никогда не слышал более содержательного ответа. Потом он слегка наклонил голову в сторону владыки и спросил, понизив голос:
«А что вы скажите, если мы отбросим писание комментаторов и толкователей, тех, кого вы не совсем справедливо называете святыми отцами?»