Ясно, Борис Анатольевич, я и подумать не мог, что у вас такие серьёзные связи.
Да, какие там связи, Максим Викторович?! Братик это мой родной. Скажете мне тоже
Ладно, не прибедняйтесь, жду вас у себя, сказал напоследок Магамединов, отключился, и подумал: «Врёшь ты мне, Борис Анатольевич, но не знаешь, что враньё я за версту чувствую. Интересно, может, ты мне ещё скажешь, что в кейсе тебе лысый братик обед привёз и пальцем по часам постучал мол, поспеши, а то всё остынет».
5
После того, как ушёл Борис Анатольевич, нагруженный работой, которую ему, не жалеючи, надавал заведующий терапевтическим отделением, в кабинет без стука заглянул Сергей Рыжов. Он внимательно выслушал Магамединова, сходил в шестнадцатую палату, в которой лежала Сарнацкая, вернулся и развёл руками:
Максим Викторович, сходил я в вашу шестнадцатую так ничего и не понял. Батареи работают исправно, греют, как слоны. Там Африка должна быть, а на самом деле Арктика. Чёрт его знает, в чём там дело.
Должна же быть какая-то причина? задумался вслух Магамединов.
Нету причины, одно расстройство нервов. Между прочим, в хирургическом отделении, в двенадцатой палате, аналогичная картина маслом. Во всех палатах на третьем этаже тепло, а вот именно в двенадцатой холодильник. Даже на одной стенке ледяная корочка имеется. Николаев распорядился, чтобы в эту палату два электрообогревателя поставили под его ответственность, и всё равно лучше не стало.
Какая, к чёрту, ледяная корочка?! Что за бред?! разозлился Максим Викторович. На улице плюс десять, а ты мне про ледяные корочки вкручиваешь.
Не верите, сами сходите, посмотрите! обиделся Рыжов Какой смысл мне вам врать?
Ладно, Рыжов, топай к своим, пускай похмелят. Я сам разберусь, в чём тут дело.
Как скажете! рявкнул Рыжов и хлопнул дверью.
Магамединов просидел минут десять, глядя на дверь пустым, отрешённым от реальности, взглядом, а затем позвонил заведующему хирургическим отделением Николаеву:
Паша, дорогой ты мой человечек, мне тут Рыжов наплёл, что у вас стена в двенадцатой палате покрылась ледяной корочкой. Пьяный он, что ли?
Насчёт Рыжова я не знаю, я его трезвым и не видел, по-моему. А про двенадцатую так и есть, Максим. Холод там арктический. Главное, что смешно в остальных палатах люди у меня чуть ли не до трусов раздеты, такая жара, а в двенадцатой этой проклятой пациенты, как французы под Смоленском, в перчатках и шапках лежат под тремя одеялами. И все до одного просятся домой. Нонсенс!
Бред какой-то. Я, Паша, после обеда к вам поднимусь. Хочу увидеть всё своими глазами.
А я разве против, Максим? Я только «за»! Бери коньяк и поднимайся, прокашлял в ответ Николаев и отключился.
6
В тот же день в двенадцатую палату ожогового отделения поступил больной с ожогами первой-второй степени старикашка лет семидесяти. Ожоги у него были серьёзные, бинты прилипли к коже, пострадало около семнадцати процентов тела.
В семьдесят лет не каждый старик способен стойко переносить такие невзгоды. Этот же выглядел бодрячком, улыбка не сходила с его лица.
Ну что, ребятушки, будем знакомиться. Фёдором Ивановичем меня зовут. Сосед я хороший, весёлый. Ночью не храплю и воздуха не порчу. Стариковская бессонница. Э-хе-хе А вас как кличут?
Трое больных двенадцатой палаты оживились, увидев нового соседа. Всем троим было не больше пятнадцати лет.
Меня Даня Пузырёв, вскочил с кровати самый младший и самый толстый паренёк и показал пальцем на свою ступню. Это я ракетку на даче запускал.
Вечно ты, Пузырь, вперёд лезешь, зарычал на Даню мальчишка постарше. Захлопнись, а то в табло получишь.
Услышав ругань, Фёдор Иванович, который в это время шуршал пакетами и перекладывал мелкий скарб в тумбочку, резко повернулся лицом к ребятам. В руках у него красовались три больших яблока.
Ну-ну! Не ссориться! Ловите, ребятушки!
Фёдор Иванович кинул яблоко Пузырю. Тот его охотно словил и положил на свою тумбочку. Следом старик кинул яблоки Груше и Васе мальчишкам постарше Даньки. Яблоко для Груши упало прямо ему на кровать, он схватил его здоровой рукой и спрятал под подушкой.
Яблоко Васи упало на пол и закатилось под кровать. Вася не сдвинулся с места. Он только ухмыльнулся и продолжил лузгать семечки. Фёдор Иванович строго посмотрел на Васю поверх очков:
Эй, парень, семки-то отложи, а яблочко подними. С моего сада яблочки, своими руками сажал-выращивал. Не обижай дедушку.
Вася недовольно фыркнул, после чего всё же наклонился и достал из-под кровати своё яблоко.
Вот и молодец, похвалил парня Фёдор Иванович. Как звать-то?
Ну, Василий. А чё?
Да, так. Тоже ракету запускал что ли, Василий?
Вася аж передёрнулся, вспоминая, как всё было на самом деле:
Да не. Мать попросила кастрюлю с супом с плиты на стол переставить Дура такая. И суп этот дурацкий
Не стоит мать обзывать дурой, сделал замечание Васе Фёдор Иванович и продолжил перекладывать свои вещи в тумбочку. Ничего, ты парень молодой, здоровый, до свадьбы заживёт.
Это сколько ж мне ещё терпеть? спросил в шутку Василий. Лет так двадцать?
Старик на этот вопрос ничего не ответил пропустил мимо ушей и посмотрел на Грушу, которого распирало от того, что у него никто ничего не спрашивает.