Во всяком случае, пианино занимались мы вдвоем с учителем. Другие дети никакого трепета к музыке не испытали. Учитель был пианистом ровно на три класса музыкальной школы больше чем я и еще год каких-то простых аранжировок в ансамбле, игравшем шансон по второсортным кабакам. Директор узнал об этом позже, когда было поздно выгонять «ревизора», ну, а для девятилетнего меня, три класса музыкальной школы тогда казались уровнем Бога, в терминологии друга-игромана, или где-то рядом.
Новый учитель музыки пел с детьми разные детские песни, аккомпанируя на баяне, а со мной сидел за пианино, и вместе мы пытались понять, что такое тремоло, чем стаккато отличается от легато и прочие мудреные вещи.
Потом, когда после девятого класса я экстерном заканчивал музыкальную школу для поступления в консерваторию, а учителя музыки выгнали за какое-то мелкое воровство, я узнал, что пальцы нужно держать иначе и что гаммы и сольфеджио это не «ерунда», но пять лет назад все было неважно. Желание извлекать консонантные звуки было намного важнее каких-то «правильных» методов обучения. Впрочем, моих талантов все-таки хватило на то, чтобы без проблем поступить в консерваторию. Не последнюю роль в этом сыграло и сиротство, за которое высшим учебным заведениям начисляли дополнительные деньги, но так или иначе, свой диплом я получил, а к последнему году обучения меня даже хвалили.
Ты очень хорошо играешь, говорили преподаватели, ты чувствуешь и слышишь музыку, хорошо передаешь настроение. Не хватает только чувства собственного стиля.
Все так и было я мог сыграть произведение так, что даже самые черствые и замшелые тетки, из пришедших послушать по дешевке «классику», в исполнении студентов, работающих на публику в рамках обязательной практики, заслушивались, но, выходя, говорили, что я очень напоминаю то одного, то другого известного пианиста.
Все так и было я мог сыграть произведение так, что даже самые черствые и замшелые тетки, из пришедших послушать по дешевке «классику», в исполнении студентов, работающих на публику в рамках обязательной практики, заслушивались, но, выходя, говорили, что я очень напоминаю то одного, то другого известного пианиста.
Удивительный человек, говорила деканша, ласково похлопывая меня по плечу, когда вручала диплом талантливый, но
На этом «но» она делала такое лицо, что сразу становилось понятно особых надежд на мое будущее не возлагается.
Впрочем, директор детского дома, к тому времени, все-таки оказался прав относительно многих из своих воспитанников, так что я был рад уже тому, что, как минимум, избежал их судьбы и при вручении диплома был уверен, что уж в моем-то будущем музыка останется.
Что касается деканши, то, несмотря на слова, она ко мне относилась лучше, чем стоило бы. Поговаривали, что деканша была личностью неуравновешенной и пила столько успокоительных таблеток, что часто клевала носом прямо в своем кабинете, но сам я подобных особенностей за ней не заметил. Через год после моего выпуска деканша шагнула под поезд и никто до сих пор не знает, специально она это сделала или в том ей помогли лекарства. Я пришел на похороны, единственный из ее студентов. Какая-то престарелая тетка в старомодной и, одновременно, аристократичной шапочке с черной вуалью взяла меня за локоть и, отведя в сторону, сказала, что сын деканши был очень похож на меня, по профессии он был барменом в неком элитном гей-клубе в столице. Никого похожего на себя из пришедших я не заметил, а спросить где же он не решился. Тетка же сверлила меня взглядом на протяжении всех похорон, а потом, опять же, схватив за локоть, спросила, пойду ли я на поминки. Я отказался.
Глава 1. О предубеждениях и склонности к смерти отдельных людей
Как это водится у разного рода пьяниц с претензией на интеллигентность, находясь под алкоголем, мы, с другом из Департамента Смерти, часто имели привычку рассуждать о высоких материях и общей никчемности человечества, по очереди занимая позиции его адвокатов. Себя в эту массу мы, конечно, редко включали, но не потому что считали себя лучше и умнее большинства, а скорее оттого, что так рассуждалось проще.
Ничего подобного, говорил мой друг, в ответ на замечание, что люди в целом являются силой созидающей, ты посмотри, сколько всего нужно разрушить человеку для того, чтобы хоть что-то создать!
А как насчет развития общества? возражал я, философия, культура, искусство, новые технологии
Музыка?
И музыка тоже.
Ну хорошо, ты выпустил несколько альбомов. Ну и как, развитие социума ощущается?
Мои альбомы даже мне особого развития не дали ни славы, ни денег. Несколько положительных отзывов и около тысячи загрузок с торрентов вот и весь мой вклад в мировое искусство.
Если бы человечество занималось разрушением, говорили во мне литры пива и чувство противоречия, то никогда не произошло бы ни промышленной революции, ни компьютеризации. Не было бы ни автомобилей, ни бетона, ни каучука
Ага. Вчера в этом городе умерло сто два человека. Я забрал троих отравление некачественным героином, смерть от сепсиса после неудачного пореза на работе и бытовое убийство. Жена задушила мужа колготками, не выдержав побоев. Он еще после смерти пытался ей отомстить. А вот не открыли бы каучук возможно и не задушила бы.