было! - со вздохом предался он воспоминаниям. - Да одна беда: зарвался! Проведали добрые людишки, что я у поповщины за архиерея правлю и у бегунов наставником состою, оповестили, собаки, окружным посланием, что вор-де и самозванец нехиротанный, потому и веры имать не стали в архиерейство мое. С тех пор вот и пошел по мирскому уж православию во блаженных юродствовать!
- Это статья особая, - перебил его Гречка, - а ты мне теперича лучше вот что скажи: ты знаешь ли, где у Сладкоедушки струмент захоронен? Без лопаты ведь тут не обойдешься.
- Знаю! - махнул рукою блаженный и, перевернувшись на другой бок, через минуту захрапел безмятежным сном праведника.
Но Гречке не спалось. Его жгуче как-то донимала теперь обычная и столь долго лелеянная дума о деле, которое предстоит ему через несколько часов. Долго оно для него было страстной, но недосягаемой мечтой, и вдруг - теперь, столь неожиданно, является возможность осуществить его.
"Храпи, Фома, храпи себе всласть, голубчик! - подумал он, нервно улыбаясь на собственную мысль. - Спать-то ты у меня, может, и завтра будешь, да только уж храпеть тебе вовеки не придется!"
* * *
Приятели выспались и поужинали вместе с двумя хлыстами.
- У тебя, мать, будут нынче наши ясные соколы в подъизбище работать? тихо спросил Фома Устинью, отозвав ее в сторону.
- Хотели, братец, быть, точно хотели. А что тебе?
- Осип-то у меня ничего, а про то не знает, - мигнул он на Гречку, так ты уж, матка, от греха-то прихорони нас лучше в сарае у себя. Мы бы, значит, еще с часик передохнули там.
Хлыстовка провела их в надворный сарай, где у нее были сложены разные овощи и, между прочим, железные лопаты для огородной работы.
- Надо будет перегодить тут часа с два еще, пока полночь не станет, заметил Гречка.
- Благо, лопаты под рукою! - откликнулся Фомушка. - А ждать-то можно, для чего не ждать? Я ведь лишь из-за лопат и ублажил Устинью, чтоб в этот сараи нас упрятала.
- Мозги! - не без внутреннего удовольствия, хлопнув слегка по затылку, похвалил его Гречка.
- Эх, кабы водки теперя!.. Жаль, недомекнулись утресь прихватить с собою! - спохватился блаженный.
- Н-да, хорошо бы хлобыстнуть перед работой-то. Нешто смахать?
- Далече. Ничего не поделаешь, и так уж обойдется дело!
Гречка прилег на груду Капустиных кочней, подостлав под бок валявшуюся рогожу, а Фомушка все время похаживал себе по сараю, мечтая о том, каких "вертунов" он настроит, раздобывшись фармазонским рублем, и, в темноте наступившего вечера, видел, как, с некоторыми промежутками времени и притом с разных сторон, в избу хлыстовки осторожно пришли четыре человека. Все четверо, более или менее, были знакомы ему.
LXXIII
ГРОБОКОПАТЕЛИ
С дальней колокольни медленно потянулся в ночном воздухе тихий гул, по временам глухо относимый ветром в сторону, и эти удары колокола возвестили полночь.
Между грядками, украдучись, пробирались две человеческие тени, перерезывая огород в направлении к кладбищенскому забору.
- Забирай к канавке!.. к канавке норови!.. - шепотом говорил задний, указывая из-за плеча передовому, в какую сторону держать ему путь.
Перешагнув через несколько грядок, два спутника спустились на дно неглубокого рва и пошли вдоль его, стараясь как можно менее шлепать подошвами по вязковатой почве и не шурстеть в густой и высокой сорной траве. Этот путь привел их к забору, который пересекал канавку, уходившую из-под него на кладбище. Оба остановились. Фомушка хотел было уже сразу принапереть плечом, чтобы выдавить слабо прилаженную подзаборную загородку, но Гречка поспешно остановил его.
- Тс... куды-то лешего? - с шепотом сдвинул он брови. - Погоди... сперва послушать надо, не чуть ли там человека...