Да постойте, однако, - снова обернулся он к двум сотоварищам, - ведь вас, кажется, трое было? Третий-то где же?
- Позвольте, ваше высокоблагородие, - вмешался фельдфебель, с некоторой подозрительностью оглядывая беглецов, - сдается мне, как будто это не те, что утром были, а какие-то другие...
Для Гречки и Китая наступила самая опасная минута: возбуждено уже два сомнения, из которых последнее, того и гляди, в состоянии разрушить весь маневр и выдать их с головою. Надо было снова собрать все огромное присутствие духа, измученного уже тем рядом тревожных впечатлений, которые только что были перечувствованы, надо было сильное умение владеть собою, чтобы не потеряться в первый момент сомнения, чтобы умно и ловко извернуться и отпарировать удар, столь опасно направленный.
- Те двое ушли еще с после-обеда, - спокойным голосом объяснил Гречка, - а нас хозяин на смену прислал: те у него хорошие подмастерья, так он их к князю Юсупову в дом на работу справил: требовали нонче. А третий товарищ кончает еще на татебном, он и расчет должон получить.
- Да как же это вы проходите в тюрьму, когда никто и не знает об этом? - несколько строго спросил начальник.
- Никак нет-с, ваше высокоблагородие, - поспешил возразить ему Гречка, - нас давеча под воротами пропустили, как следует: и опрашивали, и осмотрели всех... Мы объявились там...
- Ваше высокоблагородие, - запыхавшись вбежал в коридор один из приставников, двое арестантов убежали.
Гречка с Китаем со страху чуть было на землю не присели и в миг сделались белее полотна.
- Как убежали?! - встревожился начальник.
- Убежали с подсудимого отделения в пекарню и там в кровь изодрались.
У беглецов немножко отлегло от сердца.
- Что ж ты, дурак, пугаешь только понапрасну!.. Я думал, и нивесть что случилось... Запереть обоих в карцер! Или нет: я сам пойду туда, а вы обождите здесь! - промолвил офицер, обращаясь к Гречке и Китаю, за исключением которых все трое поспешно удалились из коридора.
Гречка выждал с минуту и решительно мигнул своему товарищу:
- Идем!
- Ну, что, закончили? - безучастно, ради одного только чесанья языка, окликнул их перед калиткой подворотня.
- Слава-те, господи, наконец-то отделались! - махнул рукою беглец, вторично переступая порог Литовского замка.
* * *
Тюрьма и неволя остались позади. Но пока виднелось это неуклюжее здание, со своими плотными, приземистыми башнями, Гречка не смел предаться радости; он ощущал только волю, и радоваться было еще рано: погоня могла последовать каждую минуту. Хотелось бы скорей и скорей бежать ему - мчаться прытче лошади, лететь быстрее птицы, а между тем нужно было идти спокойно, ровной походкой, чтобы не навлечь на себя каких-либо случайных подозрений.
У Никольского рынка Гречка остановился.
- Ну, брат Китай, теперича мне налево, тебе направо, либо тебе направо, а мне налево, понял? - обратился он, решительным тоном, к своему спутнику. Может, доведет господь, где-нибудь и повстречаемся... Денег-то у тебя маловато, так на тебе слесарский инструмент в придачу: продашь, авось пустяковину какую выручишь, а теперь - спасибо за компанию!.. Прощай, брат!
И он, круто повернувшись от своего товарища, быстро зашагал по направлению к Сенной площади.
LXX
ГРЕЧКА ВСТРЕЧАЕТ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ
Очутившись на этой площади, беглец остановился в раздумьи. Куда теперь направиться и что предпринять? Прежде всего есть, как некормленной собаке, хотелось, поэтому Гречку обуял великий соблазн полакомиться пищей вольной, выбранной по собственному вкусу и прихоти, после стольких месяцев скудной арестантской еды, и он направился в "Утешительную". "По крайности пожрешь в самую сласть и песельников с музыкой послушаешь впридачу".