Но что перечувствовали оба, и особенно Гречка, для которого в эту минуту осуществлялись долгие, заветные и самые страстные мечты его! Сердце билось до того, что дух захватывало, колени дрожали и подкашивались от тревожного страха и опасений, что вот сейчас накроют, и от жгучей радости перед вольною волею, которая ожидает впереди - и всего-то через несколько шагов за воротами! Гречка сосредоточил теперь весь свой ум, характер, всю твердость и силу воли, чтобы вполне хорошо разыграть принятую роль и не выдать себя тюремщикам. В этот решительный и сильно страстный момент сдержанно скрытых, но самых разносторонних ощущений, Гречка усиленно чувствовал жизнь, усиленно переживал ее всем существом своим.
Вдруг на дворе повстречался один долгосиделый арестант, проходивший из конторы на свое отделение. Арестант знал в лицо Осипа Гречку, и Гречка точно так же знал арестанта.
Не дойдя два шага до беглецов, последний остановился и, пропуская их мимо себя, изумленно и взглядчиво всматривался в физиономию Гречки.
Этот почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки.
- Кажись, как быдто Гречка! - пробурчал арестант сквозь зубы, но настолько внятно, что беглецы могли расслышать его слова.
Они прошли мимо, будто не заметя встречного и не относя на свой счет его замечания.
- Эй!.. Приятель!.. Гречка! - окликнул их вдогонку знакомый.
Те продолжали идти, но в ту же минуту услыхали за собою быстро приближающиеся шаги.
- Стой! Не то закричу тревогу! - в обыкновенный голос сказал арестант, нагоняя.
Хочешь, не хочешь - пришлось остановиться.
- Ты что это, приятель?.. Пошто наряд обменил? Аль лататы задаете?
- Бога в тебе нет!.. Иди, знай, своею дорогою! Не замай нас! - с укоризной и мольбой прошептал ему Гречка.
- Нет, брат, сам не замай! Дай прежде слам сорвать. Ты ведь мне не друг, не закадыка, - так мне что за расчет жалеть тебя! Деньги есть?
- Самая малость...
- Давай половину! И за себя, и за барина, да скорее!
- На, грабитель! - с ненавистью сказал Гречка, поспешно сунув ему в руку рублевую ассигнацию из запасных.
- Ладно! Сам таков же! - нагло усмехнулся арестант. - С паршивой овцы хоть шерсти клок. Ну, теперь махайте себе с богом! Мое дело сторона.
Вся эта сцена разыгралась менее чем в одну минуту. Гречка с Китаем пошли было далее, но, едва отмерив с десяток шагов, опять услышали за собою повелительное: "Стойте!"
Они продолжали идти, не оборачиваясь, а в это время один из тюремных солдат, видевший издали всю предыдущую сцену, бежал навстречу арестанту, сорвавшему слам, захватил его на пути и кричал теперь: "Стойте!" - махая рукой часовому, чтобы тот остановил идущих. Но так как все это происходило у них за спиной, то они слышали только крик, не зная его причины и делая вид, будто он вовсе не к ним относится, продолжали идти, стараясь придать своей походке спокойствие и твердость, как вдруг выступивший из-за будки часовой быстро взял ружье на руку и штыком перегородил им дорогу.
Опять поневоле пришлось остановиться и даже изумленным видом замаскировать свое положенье.
А время, удобное для побега, меж тем все уходит и уходит, тогда как до главных ворот остается каких-нибудь шестьдесят шагов.
- Вы что за народ? - накинулся на них догнавший тюремный солдат, приведя с собою за рукав и арестанта, получившего деньги.
- Народ мы божий, господин служба, по слесарской части, - собрав все присутствие духа, ответил Гречка.
- А зачем с арестантом останавливались? Что у вас с ним за дела?
- Да мы... мы это так, мы, собственно, ничего, - проговорил беглец, не зная, что отвечать на заданный вопрос.
- Вы ничего?..