Долго мы на столе бутербродом лежали. Остывала земля. Хорошо, что и стол у нее крепким оказался. Старых времен, видать. Пробовал я потом как-то на нынешних, дээспешных, скрипел, пердел две минуты и разъехался. Тьфу! Поотрывал бы все этим лепилам. А тот стол честная работа. Может антикварный, гамбсовский?
Ну чего-чего? Лежим. Она в себя пришла и давай в ухо нашептывать: мужа брошу, с тобой жить хочу. Нет, вот ты скажи мне, каким местом она думала? У них что, верность на вес?! Две палки я вся такая честная, почти верная. А после четырех да ебись все конем! Прощайте мужья-дети?! Нет, братан, не понять мне нашего брата сестру. И тебе не советую.
Сборы были недолги от Кубани до Волги. Домой иду, а мысли как в котелке кипят, клеймлю себя зачем, зачем Мечту убил? Сам же, своим же собственным эх!
С Маринкой я еще пару раз встречался. Но такого, как в ту ночь, уже не было. Почувствовала она перемену во мне и как-то проще стала, грубее, что ли. В словах сарказм, в голосе стеб. И огня в глазах как ни бывало. Последний раз, когда звонила, предложила совсем не расставаться, а встречаться и чисто трахаться. А я уже спекся, скис. Да к тому же вновь закрутил с теми двумя, что ради нее в Лужниках бросил. Вот такая хистори, Вадь. Что у тебя? Тост? За мечту? Не, Вадь, прости, за мечту пить не стану. Давай лучше свой фирменный как, как говоришь?.. чтобы деньги стояли и хер был?.. у-у хватит тебе видать, допился пойдем, я тебя домой отведу
Женщин иногда надувают
Все началось с дырки в боку.
Нет, все началось раньше. С Изьяра.
Да нет. Если быть до конца правдивым, то начало истории с переодеваниями, склоками и мытарствами было положено г-жой Глафирой, что на короткий, но шумный осенний вечер приютила под крышей своей галереи беспутную ораву честолюбивых творцов.
Часть первая
ИНСТАЛЛЯЦИЯ В СТИЛЕ НЮ
У той части столичной богемы, что бесконечно долго прозябала в безвестности, уже стало традицией раз, а то и два в квартал посещать мансарду черноокой Глафиры, женщины бальзаковского возраста и телосложения.
Заслонив бесцветную пустыню стен шеренгой акварельных этюдов, карандашных набросков и масляных шедевров, художники постепенно наполняли помещение галереи шумом восторженных голосов, винным перегаром, а так же тем особым ощущением флирта, что непременно присутствует в местах скопления творческих людей. В этой атмосфере и заключался тот магнетизм, что привлекает и втягивает в узкий круг художников, поклонников их таланта и новых адептов.
Пропуск в этот клуб желание творить и быть услышанным.
Преуспевающий столичный адвокат Изьяр уже полгода значился завсегдатаем Глафириных вечеров. Держался подчеркнуто солидно, но скромно. Ходил, смотрел, восхищался. Приценивался. По этой причине скоро был причислен к отряду возможных меценатов.
Подвыпив, художники начинали по очереди обхаживать карася юриспруденции. И со стороны могло показаться, будто к блестящему океанскому лайнеру, что пришвартовался в порту бедного, но очень шумного туземного городка, постоянно причаливают бойкие пироги, капитаны коих безуспешно пытаются втюхать туристам свой экзотический товар.
И у некоторых мастеров кисти уже жадно чесались руки в предчувствии, что дожмут-таки перспективного коллекционера, раскрутят на картину. Но
В тот вечер первые посетители, пришедшие к госпоже Глафире, были весьма озадачены. Они обнаружили Изьяра, мастерящим что-то в галерейном коридоре.
В красной клетчатой рубахе и джинсах вместо привычного великолепно подогнанного по его плотной фигуре костюма цвета аргентинской ночи он, сопя и кряхтя, усердно пилил, сбивал и ввинчивал. И конструкция из-под его руки выходила нешуточная.
Она состояла из двух разновеликих кубов, соединенных между собой гофрированными трубами больших и малых калибров. Тот ящик, что был размером поменьше, выглядел как остов судна после серьезного кораблекрушения. Отсутствовали и носовая, и кормовая части, зато во всей красе наличествовала мачта. С нее леской ниспадало подобие строп. Завершало конструкцию, одновременно придавая ей будоражащий фантазию таинственный вид, нечто тонкое и серебристо-блестящее. Этим нечто Изьяр укрыл всю палубу «судна» от глаз смотрящих.
Не дожидаясь, пока мастер завершит дело, хозяйка галереи открыла вечер.
Часть первая
ИНСТАЛЛЯЦИЯ В СТИЛЕ НЮ
У той части столичной богемы, что бесконечно долго прозябала в безвестности, уже стало традицией раз, а то и два в квартал посещать мансарду черноокой Глафиры, женщины бальзаковского возраста и телосложения.
Заслонив бесцветную пустыню стен шеренгой акварельных этюдов, карандашных набросков и масляных шедевров, художники постепенно наполняли помещение галереи шумом восторженных голосов, винным перегаром, а так же тем особым ощущением флирта, что непременно присутствует в местах скопления творческих людей. В этой атмосфере и заключался тот магнетизм, что привлекает и втягивает в узкий круг художников, поклонников их таланта и новых адептов.
Пропуск в этот клуб желание творить и быть услышанным.
Преуспевающий столичный адвокат Изьяр уже полгода значился завсегдатаем Глафириных вечеров. Держался подчеркнуто солидно, но скромно. Ходил, смотрел, восхищался. Приценивался. По этой причине скоро был причислен к отряду возможных меценатов.