В одной из церквей немолодой обрюзгший священник изъявил желания показать Овлипи́дие, юной дочери Сидория, какие-то древние подземные помещения в церкви, скрытые от общего обозрения. Заподозрив неладное, Сидорий потихоньку проследовал за ними и не зря. Увидев, что облачённый в рясу развратник то за ручку трогает девицу, якобы, поддерживая её, чтобы не запнулась, то за плечико, то за голову, мол, пригнись, дочь моя, дабы не стукнуться о свод, Сидорий вскипел. Он тут же прервал «экскурсию», забрав дочь, не забыв на прощание сказать батюшке, причём в самых прямых и нелестных изречениях всё, что о нём думает. И это при том, что кум Евлама был человеком флегматичным, медлительным и на удивление спокойным, однако та история породила в его душе неприязнь и недоверие ко всем сверх меры упитанным священнослужителям.
Но поездка в Москву не прошла даром. Не успел Сидорий привести семейство домой, как к ним заявились сваты от московской родни и высватали их Липочку. Евлам помнил, как готовясь отправиться на свадьбу в Москву, Сидорий заявил, что должен лично увидеть священника, которому предстоит венчать молодых, ибо толстого и пузатого он отвергает сразу. Московская родня только посмеялась над чудачеством посадского свата, а Евлам получил исчерпывающие разъяснения.
Сидорий: Есть болезь такая стресс.
Проявила интерес
Дочка Овлипидия.
До сих пор в обиде я:
Как посмел поп прикасаться?
Евлам: Кум, зачем на всех бросаться?
Мало ль толстых среди ряс?
Ты в том случае погряз!
Выпивая по случаю сватовства Липочки и отбытия на свадьбу в Москву, кумовья надрались на славу.
Евлам: Гладкий путь вам половичкой!
А как станет дочь москвичкой,
Шибко, кум, не зазнавайся,
От родни не отрывайся.
Интересно, что всех женщин в семье Сидория звали Овлипи́диями. Это забавляло, прежде всего самого Сидория.
Сидорий: И жена Липу́шечка,
Сладкая пампушечка,
Да и дочка Липочка
Славненькая цыпочка.
Тёщица Липе́нция.
Вот така
Увидев входящую в комнату жену, Сидорий быстренько сориентировался, назвав совсем другую часть тёщиного тела.
Сидорий: Лапенция.
Жена: То ж от плоскостопия.
Тёща была грузной, рыхлой, с тяжёлой нижней частью туловища, толстенными слоновьими ногами, которые она едва переставляла. Дождавшись, когда жена покинет комнату, Сидорий зашептал Евламу на ухо то, что собирался брякнуть раньше, но уже более в мягкой формулировке.
Сидорий: Это же о попе я.
Евлам: Да уж понял я, Сидо́р!
Нет нужды чинить раздор!
Спустя год у Сидория появилась ещё одна Липочка внучка. Празднуя по этому поводу, счастливый дедушка пускал слюну от умиления.
Сидорий: У меня ж опять Липусик
Внучка Липочка! Пампусик!
Евлам: Да, Сидорий, будешь хлипок,
Заплутаешься средь Липок!
То тебе не три сосны
На пригорке средь весны!
С той поры прошло несколько лет и в доме Сидория осталась одна Липа жена. Дочь Липочка и подросшая Липусик проживали в Москве, отошла в мир иной тёща Липенция, а Сидорий так и не изменил своего отношения к упитанным священникам. Видимо, и сейчас, столкнувшись с ехавшим навстречу Пилистратом, Сидорий вспомнил того беспутного московского батюшку с елейными речами, масляными глазками, липкими руками и похотливыми замашками.
Евлам: Наш священник Пилистрат
Не способен на разврат.
Ну а то, что он толстяк,
Не великий грех. Пустяк!
Сидорий: Есть голодные в державе?
Получив утвердительный кивок, Сидорий продолжил с прежним пылом уличать священнослужителей в чревоугодии.
Сидорий: Потому попы не вправе
Неприлично так жиреть!
Всем им жариться, гореть!
Евлам: Поп не пашет, не куёт.
Ручкой машет да поёт
Уж таков его удел.
Отчего б он похудел?
Есть чем пузо обрывать?
То крестить, то отпевать
Всё в заботах о душе.
Сидорий: Хорошо живётся вше:
Вся работа, чтоб куснуть,
Да с других кровя соснуть!
Евлам: Богохульствуешь, поди!
Грех добавится, гляди!
Сидорий: Я Всевышнего корю?
О попах же говорю.
Мы живём своим горбом,
Те лишь гнутся стукнуть лбом.
К нам, сердешным, те попы
Присосались, как клопы.
Евлам: Чё ты выдумал: вша, клоп!
Помню: толоконный лоб
И работника Балду.
Глянь на энту чехарду!
Сидорий: Бабки треплют что ль кого-то?
Евлам: Чё б не потрепать его-то?
Заслужил Валента лупки!
Престарелые голубки
С каменелыми когтями
Издерут его ломтями,
Морду сделают рябей.
Сидорий: Их сравнил и голубей!
Тут вороний клюв и нрав.
Пусть потреплют тут ты прав!
Уцепив Валенту за грудки, разъярённая Вересинья трясла обескураженного обманщика, оглядывающегося на проехавших мимо Коцу и Пилистрата.
Вересинья: Клеветник, злодей, болтун!
Попрорежу твой колтун!
Слышала такое, Мина?
Вон чё выдумал!
Мингела: Страми́на!
И не совестно ему?
Вересинья: Совестить плевать во тьму!
Я ему щас в зенки ха́ркну!
Дай, его, паршивца, шваркну!
Мингеле насилу удалось оторвать Вересинью от растерянного Валенты.
За сим оставим добропорядочных сударушек разбираться с неисправимым лгуном и сплетником Валентой, кумовьёв любоваться этим зрелищем, а сами вернёмся к прежнему повествованию.
Неутомимый на разговоры Кульбач никогда не отказывался от общения с молодёжью, обсуждая с юным поколением всевозможные темы, в том числе и вопросы любовного характера. Мало того, дед частенько возглавлял официальное сватовство, после предварительного сговора Кульбачихи с заинтересованными сторонами. Поэтому многие молодцы доверяли ему свои сердечные тайны, и дед умел найти и слова утешения, и подучить неловкого парнишку, как вернее действовать, чтобы окрутить какую-нибудь местную гордячку.