Приятель мужика: Уморить
Аль немножко взвеселить?
Терестин: Да, скорей всего, позлить.
Мужик: Мы с ним сели за пирушку.
Мужик: Мы с ним сели за пирушку.
Дед вначале клял старушку,
А её и дома нет.
Терестин: Оттого и смел был дед.
Мужик: Мы шутить не собирались.
С разговорами надрались
До приличной свиноты́.
Приятель мужика: Погулял до звону ты!
Мужик: Разговор вели пространно.
Дед подкован многогранно.
И меня прям навострил.
А про жизнь как говорил:
«Не хватает романтизма,
Но с лихвой идиотизма!».
Как болтать наскучило,
Дед придумал чучело,
Чтоб старушку зацепить.
А что та начнёт лупить,
Мы тогда не ожидали.
Приятель мужика: От души, видать, поддали!
Вон чё старый учудил!
Мужик: Да, представь, соорудил
Кукольного индивида
Человеческого вида.
Признаюсь, я сам, браток,
Подсобил ему чуток.
Приятель мужика: Это как же вы смогли?
Мужик: Приволок Кульбач кули,
Напихали в них соломы.
Приятель мужика: Вот хмельные дуболомы!
Мужик: Туловище из мешка
Приятель мужика: А башка что ль из горшка?
Довольный мужик утвердительно кивнул.
Мужик: Глэ́чик примостил дедок.
Приятель мужика: Представляю тот видок!
Мужик: Талию перетянули,
В бюст тряпья побольше ткнули.
Приятель мужика: Бабу что ль соорудили?
Мужик: Женщину. И обрядили
В платье, шляпку, шаль на плечи.
А уж вечер, тают свечи
И приятный полумрак.
Приятель мужика: Дед дурак и ты как враг!
Мужик: Тут и бабка возвернулась,
Да на парочку наткнулась:
Глядь, бабища восседает
И дедок к ней припадает,
Прикорнувши к плечику.
Бабка хвать по глэчику!
Приятель мужика: Как?
Мужик: Вошла ж и обомлела.
А потом прям побелела
И скорей за кочергу.
Я со страху ни гу-гу.
Полетели черепки!
Приятель мужика: Бабы с ревности крепки!
Мужик: Тут дедок зашевелился,
А сюрприз наш развалился.
Бабка в обморок хлобысь!
Знать бы наперёд, кабысь
Терестин прекрасно помнил эту историю, рассказанную ещё более живописно и эмоционально женой со свояченицей, которые переместили «любовную парочку» на лежанку, но, однако, и теперь не удержался от смеха.
Мужик: Мы старушку оживили,
Энту «бабу» предъявили,
Мол, с чего тут ревновать.
Бабка тут же скалку хвать,
Хоть бледна ну прям мертвец.
Дед, «соломенный вдовец»,
Защищался энтой «бабой».
Битва выдалась неслабой!
Терестин: Наши интересности
Славятся в окрестности!
Терестин также мог бы порассказать немало презабавных историй из жизни Кульбачей, гулявших по Посаду и передающихся из уст в уста, равно как услышанных от самого деда. Например, одну из версий, как юный Кульбач отбивал женихов от своей невесты, ставшей впоследствии Кульбачихой. Наверняка врал, хотя с деда могло статься. Терестин с удовольствием вспомнил вечер, когда заскочил к деду буквально на минутку, а проторчал дотемна, слушая воспоминания старика.
Кульбач: Примостились на бревёшке.
Глядь, уж тянут головёшки
Вроде как для поцелуя.
Вытащил свою стрелу я,
Промеж них как дал струю!
Отличился, как в бою!
Терестин: Ничего се, пошутил!
Парочку не окатил?
Кульбач: За плетнём засел в саду.
Те уселись на виду,
Но поодаль, без сближенья.
Примечаю: положенье
Начинает искажаться,
То есть начали сближаться.
Не на много на вершок.
Тут я вынул «черешок»,
Приспособил меж щелей
Кульбачиха: Дуралей ты, дуралей!
Испозорился, как есть!
Дурь лопатой не отгресть!
Кульбач: А легко ли было мне?
Вы расселись на бревне
Терестин: Тут ты их и обмочил!
Кульбач: Та вскочила, тот вскочил.
Ведь струя была меж них.
Мигом смылся тот жених!
Также Кульбач никогда не соглашался, что его дом в Посаде самый крайний при выезде из города, уверяя, что как раз-таки наоборот первый при въезде.
Кульбач: Что ты, первый он в строю!
Я швейцаром состою
У Посада на крыльце.
Я вначале, не в конце!
Остальные все за мной,
Как у батьки за спиной.
Именно потому, что дом Кульбача стоял сразу на въезде в город, у стариков частенько останавливались проезжие люди на ночлег, а некоторые из них даже всерьёз советовали деду открыть нечто вроде гостиницы, благо размеры дедова дома позволяли обустроить «нумера для постоя».
Приезжий: Постоялый двор открой.
Кульбач: Сдался мне тот геморрой!
Чтоб скатиться в услуженье?
Для меня не униженье,
Взять кого-то приютить.
Станут денежки платить
Станут требовать комфорт.
Ну а я чертовски горд,
Чтоб подай да принеси!
Ты душевно попроси,
Я в лепёшку расхлестнусь.
За деньгу не трепыхнусь!
Приезжий: Ты не любишь что ль деньгу?
Кульбач: Трачу я, не берегу.
Жизнь одна! Имеешь трать!
Приезжий: Эдак можно всё прожрать!
Кульбач: Лучше быть уж едоком,
Чем трястись над сундуком
И на нём же помереть.
Ты об этом думай впредь!
Приезжий: Дак рачительность не скупость!
Кульбач: Это да! Но жадность глупость!
Кто не жил, не пировал
Тот себя обворовал.
На том свете не дадут!
Там другие сферы ждут.
Приезжий: Говорим за здравие
Нету равноправия.
Кульбач: Нет и не предвидится.
На кого обидеться?
Всяк живёт на свой охват:
Энтим супчик жидковат,
Энтим жемчуг мелковат,
Энтим случай виноват.
Любой разговор Кульбач незаметно переводил на темы собственного бытия с понимания высоты своего возраста.
Кульбач: Главно, до скончанья века
Не убить в се человека.
Наши промахи, проступки
Жизнь перемолотит в ступке,
Но кой-чё парирует.